Знакомство по брачному объявлению

– Уступи нашей мамочке пальчик, так она руку по плечо откусит!

Глава 7

Туминский решил поехать на выходные в Бережки. Письма поискать, фотографии и документы забрать и вообще дом проведать. Заодно новые колёса обкатает.

Выехал ещё до света, поэтому в село приехал рано. К тётке не заезжал, но позвонил. Отказался от обеда, но обещал приехать к ней на ужин. Поисками сразу заняться не удалось, навалились хозяйственные дела: отдолбить вмёрзшие ворота, прокопать канавки во дворе, чтобы талая вода стекала. Вышла тётя Шура, попросила отбить дверь погреба. Перешёл к ней во двор. Увлёкся, стал поправлять входную дверь, потом ремонтировать крыльцо. Приковыляла старуха Бережкова с другого конца улицы, обещал и ей помочь. В общем, освободился только к обеду.

Обедали у тёти Шуры. Она пригласила всех, у кого Туминскому пришлось поработать, а это без малого пол улицы, многие дома пустуют зимой. Сидело за столом кроме него и хозяйки шесть старух и подросток Витька, внук Бережковой. Туминский глядел на них, и у него сердце дрожало: могла бы среди них бабаня сидеть. Женщины в возрасте от 60 и до без малого 90, добрые, беззащитные, кто бездетный, кто потерявший родных, кто в процессе потери: алкоголизм – вечная беда российской деревни. У тёти Шуры только вполне благополучные дочери, но обе далеко. Спасибо, если раз в год зятья приедут, а хозяйственные проблемы возникают чаще.

Он первым поднялся из-за стола, сказав, что дел много. Выходя за дверь, глянул на оставленную старухами у порога обувь. Вся она была старая и ветхая, но особенно поразили рваные калоши бабы Сони Бережковой. Явно с чужой ноги, очень большие, и из них торчали штопаные вязаные из овечьей шерсти носки, обёрнутые целлофаном. Его бабаня, будучи сельской интеллигенткой, всегда одевалась прилично, но как она гладила дрожащей рукой голенища сапожек, подаренных им в прошлом году! «Надо их найти и бабе Соне отдать», – подумал. Спросил провожающую его тётю Шуру, как бы это потактичней сделать. Она всхлипнула: «Твоя бабушка их всех прикармливала по очереди. Пригласит посидеть и супчику нальёт. Но не можем же мы всех брошенных старух к себе забрать! Вот после сорока дней мы с Тоней бабушкины вещи разберём и им раздадим. А сапожки неси сюда. Я её задержу и наряжу».

Сидя у окна и перебирая бумаги, вынутые им из шкафа, он видел, как прошли мимо пять старух, а через несколько минут баба Соня с Витькой. У его крыльца остановились, переговорили, потом старуха поплелась дальше, а Витька стал подниматься на крыльцо.

– Я пришёл сказать спасибо, – выпалил он. И замер, не решаясь что-то спросить.

– Ну, – похлопал его по плечу Туминский. – Решайся уже!

– Дядя Володя, а моя бабушка не помрёт?

Туминский аж поперхнулся. Потом осторожно положил ему руку на голову и заглянул в глаза:

– Вить, наши бабушки ради нас живут. Если видит, что нужна тебе, будет за жизнь держаться. Ты её не обижай и отцу не давай её обирать. Ещё не пей, ты же знаешь, чем это кончается. А когда в следующий раз сигарету в зубы сунешь, вспомни, что на эти деньги можно было хлебушка ей купить.

– Ладно, дядя Володя!

Только к вечеру, добравшись до нижней полки книжного шкафа, где стояли детские книжки, купленные очень давно, некоторые ещё во времена отцова детства, он наткнулся на четыре письма, связанные бумажной бечёвкой.

Глава 8

«Добрый вечер, а потом спокойной ночи!

Я теперь знаю, что письма мои Вы получаете после работы, вот и начинаю с этого пожелания. А я вскрываю Ваши прямо у почтовых ящиков, забегая домой на перерыв. Но отвечаю на них следующим утром, когда моя семья ещё спит. Сижу на кухне, варю кашу на завтрак, поглядываю в окошко и пишу. Только вчера не удалось, потому что проснулась я от позвякивания и какого-то бормотания. Открываю глаза, а Ниночка моя трясёт сетку своей кроватки и не то поёт, не то говорит: «Песен-ка! Песен-ка!» Я беру её на руки и спрашиваю тихо, чтобы маму не разбудить: «Ну? Ты что?» А она обнимает меня и отвечает: «Концел». Концерт затеяла моя радость…»

«… Подставила лицо под весеннее солнышко, и не то, что заснула, а как-то блаженно застыла. Чирикают воробышки, воркуют голуби, которых кормят дети и старушки. Крики играющих малышей, визг тормозов автомобилей и звон трамвая вдалеке…

Но вот очнулась: где Ниночка? Вскочила, огляделась. Да вот она, разговаривает со старичком, кормящим голубей. Подходит к нему, забирается на скамейку и, стоя на коленках, берёт у него из рук кусок хлеба, кусает его, потом протягивает ко рту старичка. Он тоже осторожно откусывает. А она садится рядом с ним и крошит хлеб голубям. Подхожу, здороваюсь, беру Ниночку на руки, отряхиваю от крошек и несу домой. Она кричит: «Дотиданий» и машет рукой. У пешеходного перехода останавливаюсь и оборачиваюсь. Старик вытирает слёзы. Откуда его неприкаянность? Будь я писателем, написала бы роман «Варианты судьбы». Может быть:

Он участник войны, который:

– не смог завести вторую семью, потеряв первую в оккупации или эвакуации, под бомбёжкой или в блокаду;

– пока воевал, жена изменила;

– получил ранение, исключающее создание семьи;