Читаем Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира полностью

Кримхильда ей: «Дорогу! Ответ на ваш вопросДает вот этот перстень, что Зигфрид мне принесВ ту ночь, когда на ложе вы с ним взошли вдвоем».Да, для Брюнхильды этот день стал самым черным днем.Она в ответ сказала: «Не спорю, перстень — мой,Но у меня украден он чьей-то злой рукой,И кем он был похищен, теперь я вижу ясно».Тут обуял обеих гнев, безмерный и ужасный.Воскликнула Кримхильда: «Нет, не воровка я.Умолкни, иль навеки погибла честь твоя.Да, ты принадлежала супругу моему,И пояс, что на мне надет, — порукою тому».

Кримхильда величаво удаляется, а дважды униженная прилюдно, рыдающая Брюнхильда зовет Гунтера. Что еще остается ей делать?

В ссору вмешиваются мужья: подоспевший Гунтер в присутствии заливающейся слезами супруги призывает к ответу Зигфрида; тот громко, прилюдно клянется, что ничего подобного своей жене не говорил, на Брюнхильду не клеветал, а Кримхильде непременно задаст за ее длинный язык. Все разошлись, храмовая площадь наконец опустела, но конфликт этим не исчерпался — он продолжал тлеть, чтобы очень скоро вспыхнуть убийственным пламенем.

Оскорбление, нанесенное по вине Зигфрида королеве бургундов, было публичным и страшным, и простые извинения его не покрывали и покрыть не могли. Кроме того, оскорбление королевы было равносильно оскорблению самого короля, тем более что он в контексте того, что наговорила в сердцах Кримхильда, выглядел весьма сомнительно, если не сказать больше. Затронута была очень чувствительная тема мужской сексуальной силы вождя, которая, как известно, в архаической патриархальной культуре требует постоянного подтверждения и напрямую связана с сакральной природой власти: Крон свергает Урана, оскопляя его серпом; импотенция раненого копьем Увечного Короля из артуровского цикла легенд приводит к бесплодию в его стране. Половая несостоятельность короля могла поставить под сомнение легитимность самой его власти. Унижение правителя одновременно распространялось и на вассалов — и вот уже Хаген и Гернот убеждают короля, что Зигфрида нужно убить. Гунтер сначала слабо сопротивляется, но в итоге позволяет Хагену себя уговорить, когда тот напоминает королю о сокровищах нибелунгов, которые после смерти Зигфрида наследует Кримхильда, а значит, и братья-короли. Пережитое унижение, страх, который внушают Гунтеру хранимые Зигфридом тайны, и жадность оказываются сильнее признательности; ни спасение Вормса от нападения датчан и саксов, ни избавление от неминуемой смерти во время борьбы за Брюнхильду, ни помощь в злосчастную брачную ночь не значат более ничего. Зигфрид приговорен, и Хаген начинает планировать его убийство.

Утро четвертого дня пребывания в гостях у королей начинается с тревоги: трубят трубы, снуют туда и сюда дружинники, скачут куда-то гонцы, а Гунтер со скорбной миной сообщает вассалам и братьям, что на них снова идут войной Людегер и Людегаст, собравшие огромное войско. Храбрый Зигфрид тут же с готовностью обещает помочь и разгромить неприятеля, как и встарь, не зная, что сообщение о нападении — всего лишь уловка, первая на пути, который, по замыслу коварного Хагена, должен привести его к гибели.

Зигфрид снаряжается в бой, а Хаген отправляется навестить Кримхильду, изображая готовность прикрыть ее мужа в сражении:

Коварный Хаген молвил: «Коль опасенья есть,Что могут в сече рану ему враги нанесть,Мне, госпожа, откройте, как отвести беду,И от него я ни на шаг в бою не отойду».

Кримхильда уверена в силе и доблести своего супруга, да и купание в крови дракона сделало его практически неуязвимым, но война есть война, а Хаген с такой трогательной и обезоруживающей настойчивостью предлагает присмотреть за Зигфридом, что королева в итоге не выдерживает и уже во второй раз «сболтнула то, о чём по гроб молчать была б должна»:

«Когда в крови дракона он омываться стал,Листок с соседней липы на витязя упалИ спину меж лопаток на пядь прикрыл собой.Вот там, увы, и уязвим супруг могучий мой».
Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука