Читаем Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира полностью

«Всю чашу наслаждений испил бы он до дна,Когда бы сделать это дала ему жена.Но мужа оттолкнула она, рассвирепев.Он встретил там, где ждал любви, лишь ненависть и гнев.Сорочку на Брюнхильде король измял со зла.Стал брать жену он силой, но дева сорвалаС себя свой крепкий пояс, скрутила мужа им,И кончилась размолвка их расправой с молодым.Как ни сопротивлялся униженный супруг,Он был на крюк настенный подвешен, словно тюк,Чтоб сон жены тревожить объятьями не смел.Лишь чудом в эту ночь король остался жив и цел».

Бедняга Гунтер так и провисел всю ночь связанным на вбитом в стенку крюке, пока Брюнхильда мирно спала в их постели, и только утром, после долгих унизительных просьб и обещаний больше и пальцем ее не касаться без разрешения, умолил супругу снять его со стены, чтобы не губить королевскую честь.

Наступил второй день свадебных торжеств: венчание в храме[78], посвящение молодых воинов в рыцари, потешный турнир — король Гунтер среди всего этого веселья был мрачен, как туча, что не укрылось от Зигфрида. Долго расспрашивать о причинах не пришлось:

«Женился не на деве — на черте я, наверно.Я к ней со всей душою, она ж меня, мой друг,Связала и повесила на крюк в стене, как тюк».

Что же, Зигфрид и тут готов прийти на помощь другу, и предлагает пробраться под покровом темноты и плаща-невидимки в королевскую опочивальню, чтобы сломить сопротивление непокорной девы.

Ожесточенная схватка в темноте спальни между Зигфридом и Брюнхильдой по-своему и грустна, и комична, и вновь дает множество возможностей двоякого истолкования. Догадалась ли Брюнхильда, кто на самом деле победил ее в испытаниях? Унизила ли умышленно Гунтера, чтобы Зигфрид явился к ней ночью взять то, что она не желала отдавать королю? Или действительно дева-воительница не хотела близости с мужем? Как бы то ни было, лупит она Зигфрида без всякой жалости:

«Едва в объятьях деву он стиснул что есть сил,Как сбросила с постели она его толчком,И о скамейку стукнулся с размаху он виском.Он был силен, но все же Брюнхильды не сильнейИ вскоре убедился, что шутки плохи с ней.Как Зигфрид ни боролся с могучею женой,Ей удалось его зажать меж шкафом и стеной.Король все ждал развязки, вперяя взор во мрак.Меж тем Брюнхильда руки врагу сдавила так,Что брызнул ток кровавый из-под ногтей его,Но нидерландец доблестный добился своегоИ укротил Брюнхильду, превозмогая боль.Он не сказал ни слова, но услыхал король,Как богатыршу с маху на ложе бросил онИ так прижал, что вырвался у ней протяжный стон».


Сцена из спектакля «Кольцо нибелунгов» Германа Шютца. Художник: по Юлиусу Шнорру фон Карольсфельду, 1853–1869 гг.


Зигфрид оставляет распростертую на кровати, тяжело дышащую, смирившуюся Брюнхильду в распоряжении подбирающегося к ней, ликующего короля. Уходя, он забирает ее пояс и перстень — поступок странный с рациональной точки зрения, но объяснимый в контексте сакральной символики, где пояс означает девственность, а перстень — принадлежность к определенной касте или семье, в данном случае, к могучему и славному семейству дев-валькирий. Зигфрид отобрал и девственность Брюнхильды, и ее силу.

История могла бы на этом закончиться так, как всегда кончаются сказки — свадьбами, но, на свою беду, Зигфрид обо всем рассказал Кримхильде: и про соревнования на северных островах, и про брачную ночь короля, да еще и отдал жене пояс и перстень Брюнхильды. Через года его откровенность отзовется трагедией.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука