Знамение змиево

– Нету его больше! К Кощею ушёл, господину своему.

– Ах ты…

– Лежать! Тихо, я сказал! Голову оторву и сам тут поселюсь! Ты тоже хорош – сколько лет с тобой обертун жил, а ты и не почесался!

– Ну, обертун… – мрачно проскрипел голос. – А всё ж таки хозяин…

– Звать тебя как?

– Ну, Платон…

– Вот, Платонушка! – душевно сказал Страхота. – Успокойся и сиди, дом храни и береги для нового хозяина. А покуда вот что: где тот прежний держал батожок рябиновый?

– Какой такой батожок? Не знаю я никакого батожка…

– Не свисти! То есть не скрипи. Чтобы домовой и в своём дому не знал, где что спрятано?

Домовой?

– Воята! – окликнул Страхота из темноты.

Без света было незаметно, что собеседники невидимы – или хотя бы один из них.

– Я тут…

– Огня запали́. Искать будем.

Едва ли самому Страхоте требовался свет, но Воята выполнил просьбу. Казалось, что сейчас свет от свечи на столе разольётся по избе и он увидит их – Страхоту и его противника, что назвался Платоном. Воята даже был разочарован, когда при свете оказался в избе один.

Но нет – они были где-то рядом, оба. Воята не видел их, но ощущал присутствие.

– Страхота! Кто здесь?

– Домовой здешний. Платоном зовут.

– Век повеки в поповской избе сижу, – угрюмо добавил тот.

– Отдал бы ты мне батожок рябиновый, Платонушка, – душевно попросил Воята. – Для доброго дела надо: девицу из лебедя опять в человека превратить.

– Не знаю я батожков. Это его вон спрашивай, ему волхования бесовские известны.

Задвинув заслонку на оконце, Воята зажёг все свечи и светильники, какие были в избе. Начал искать, перерыл всё на лавках, в ларях, в углах и на полатях. Заглянул в ступу и в коник. Встав на колени, пошарил кочергой в подпечке – выгреб оттуда несколько палок разной величины и унёс к столу рассмотреть получше.

– Вон он! – вдруг воскликнул над ухом Страхота.

Но Воята и сам уже увидел нужное. Рябиновый батожок был невелик – на пядь длиннее локтя. Вырезали его из ветки с отростками, так что у верхнего конца один отросток полукольцом загибался книзу, а второй чуть выдавался вперёд – всё вместе напоминало морду козла с рогом позади.

– Вот он, батожок батин… – с волнением прошептал Страхота. – Вот он, родимый. Видать, Плескач его забрал, когда книгу ходил искать. Книгу не нашёл, а сие наследство прибрал.

– Что же вы его с отцом не похоронили? – спросил Воята, считавший, что волхва надо был погребать со всеми орудиями.

– А мы похоронили. Только он, батожок, в земле лежать не захотел. В нём же знаешь сколько духов сидит… Вернулся в избу, нового хозяина ждал…

– Не тронут они меня? – У Вояты не более имелось желания прикасаться к батожку, как если бы то была змея.

– Тебя одного и не тронут, – насмешливо ответил Страхота.

Воята догадался почему. Ведь он-то и отнял жизнь бывшего хозяина батожка…

– Бери чего надо, да ступайте отсюда, – неприветливо проскрипел Платон. – Тоже, хозяин сыскался…

Воята взял батожок. Слыхал он какие-то байки, что именно так и наследуют силу умершего колдуна, иной раз против воли и без ведома. Но после того как он прыгнул в пасть огненной жабы, бояться стало нечего.

С батожком в руке тихо он выскользнул с поповского двора на площадь. Церковь Власия стояла тихая и грустная, будто знала: не скоро в ней опять свечи загорятся и пение зазвучит.

– А зачем ты ему сказал, будто я новый хозяин? – спросил Воята по дороге к Параскевину двору.

– Правда потому что. Кто, по-твоему, новым попом сумежским будет – я, что ли?

– Да мне нельзя. – Воята смутился. – Я годами даже в диаконы молод ещё, да и не женат…

– Что молод – это само пройдёт, – ухмыльнулся Страхота где-то над левым плечом. – А что неженат – это дело поправимое. Рассвета дождёмся – и пойдём тебе невесту ловить!

* * *

На Ярилу Старого Воята поднялся в Сумежье не первым. Когда он проснулся и умылся, бабы Параскевы уже не было дома – и давно не было, судя по тому, что каша в горшке, заботливо накрытом миской, успела подостыть. Выйдя в луга, Воята на опушках и по оврагам везде замечал яркие, красные и белые женские наряды. Бабы и девки волокли полотенца по росистой траве, а потом выжимали в широкогорлые горшки – сегодняшняя роса целебна для людей и скотины. Иные уже несли домой целые охапки трав – пижмы, зверобоя, волошки, богородичной травы, крапивы, – увязанные в новые рушники. Воята догадывался, что по возвращении домой бабы Параскевы вся изба окажется увешана этими пахучими пучками и вениками. Встречая Вояту, травницы кланялись ему, улыбаясь. Лишь одна старая бабка бросила дикий взгляд на рябиновый батожок и стала быстро креститься и сплевывать на дорогу. Видно, узнала орудие давно покойного волхва, чья слава пришлась на время её молодости. Но батожок был слишком велик, чтобы спрятать в короб, и Воята просто нёс его в руке. Испуг бабок сейчас был наименьшей из его забот.