Знамение змиево

Неизбежен вопрос: почему у Гоголя всё кончилось так плохо? Ответ очевиден: не потому, что нечисть сильна, а потому, что человек слаб. Что за человек – философ Хома Брут? Он лентяй, обжора, пьяница, трус, обманщик, вор, распутник (ходил к булочнице против самого страстного четверга). Он безроден – ни отца, ни матери не знает, ему даже некуда на каникулах идти; это не его вина, но отсутствие рода – безусловно фактор слабости. «Весёлый нрав» его, несколько раз заявленный автором, в сюжете никак не проявлен. И ведь Хома ничем не выделяется на общем фоне. Абсолютно все вокруг него такие же: обжоры, пьяницы, лентяи, болтуны, сплетники, тянут, что попадёт под руку, не из корысти даже, а по привычке. У сотника церковь запущена и в ней давно не было никакого служения, она показывает, «как мало заботился владетель поместья о Боге и о душе своей». Сад – «страшно запущен», непролазные дебри, он служит символом потерянной души: там, где должен быть сад, то есть рай, находится хаос бурьяна. И сотник, судя по его виду и поведению, прекрасно знает, до чего неладно с его дочерью. Золотые купола киевских церквей сияют где-то вдали, но никому не помогают. Весь этот суетный, бездумно греховный мир обречён пасть лёгкой жертвой бесов и ведьм. Даже священник (откуда он вдруг взялся в запущенной церкви?) появляется лишь в самом конце, когда уже всё кончилось. Бесы-то были внутри, а не снаружи, потому и победили. Но опыт Хомы его приятелей ничему не научил – они по-прежнему пьют и воруют подмётки. Даже поступив на церковную должность, лишь разбивают нос о ступени колокольни – недоступен им путь вверх. Мир ничему не учится, грустно сказал нам классик…

Передо мной задача стояла другая, поэтому мой герой получился прямой противоположностью Хомы. С моей стороны это было не новаторством, а всего лишь возвращением в русло народной традиции. Здесь надо сказать, что источник – народная легенда, на которую, вероятно, опирался Гоголь, – заканчивается, как всякая сказка, благополучно. В легенде (запись Харьковской области) святой Николай берет под покровительство «мальчика», сына бедной торговки, помогает ему спасти заклятую царевну из монастырского склепа, где она вела существование вампира, и жениться на ней. У Гоголя не было цели привести своего героя к счастью, поэтому он изменил концовку. Но народная традиция в этом сюжете ясно говорит: тот, кто не испугается, одолеет мертвецов и злые чары.

* * *

Теперь поговорим о культе 12 пятниц. Я, как и многие, впервые о нём узнала из книг Б. А. Рыбакова «Язычество Древней Руси» и «Язычество древних славян», где он описан особенно подробно (часть третья, глава «Рождение богов и богинь», раздел о Мокоши). Полные цитаты заняли бы несколько страниц, поэтому постараюсь изложить самую суть. «В составлении и распространении рукописей, прикрытых именем св. Климента, видна рука книжников, сознательно противопоставлявших народную, очевидно языческую в своей первооснове, архаику церковному календарю «двунадесятых праздников». Эти книжники второй половины XIX в. были в какой-то мере наследниками древних волхвов-знахарей, с которыми церковь боролась еще в XVII–XVIII вв.», – пишет автор. Распределяя священные пятницы по 12 месяцам года, с опорой на народные праздники, языческие в своей основе, академик составляет стройную систему почитаемых язычниками-славянами пятниц, посвященных Мокоши. Получается следующее:

12-я пятница – Велесов день; первые дни января;

1-я и 3-я – весенние праздники, связанные с пахотой, севом, выгоном скота, первыми всходами;

2-я пятница – языческая масленица; комоедицы; весеннее равноденствие;

4-я и 5-я пятницы – летние, связанные с молениями о воде и росте растений;

6-я пятница – Купала; летнее солнцестояние;

7-я пятница – Перунов день;

8-я пятница – конец жатвы;

9-я и 10-я пятница – 1–8 ноября, неделя Мокоши;

11-я пятница – карачун; коляда; Даждьбожий день; зимнее солнцестояние.

Когда я в своё время ознакомилась с этим материалом, у меня сложилось впечатление, что культ 12 пятниц – самый что ни есть исконно-славянский, часть культа Мокоши, а церковники лишь приспособили его к своим потребностям так же, как поставили церкви на месте древних святилищ и языческих игрищ. При более углублённом изучении вопроса у меня сложилось иное впечатление.

Тема почитания «двенадцати пятниц» очень древняя и довольно сложная. Её источник – апокриф под названием «Сказание о двенадцати пятницах» («Сказание Ельферия…»), возникший в начале христианской эпохи, когда богословские споры христиан с иудеями были актуальны. На русскую почву текст попал в переводе с греческого языка, самый ранний славянский список датируется началом XIV века. Возникло несколько редакций, которые известны и на Руси, и на Западе.