Знаменитые мистификации

• В мае 1825 года в одном из парижских издательств вышла книга, сразу привлекшая к себе внимание современников. Она содержала ряд небольших драматических произведений и называлась «Театр Клары Гасуль» («Theatre de Clara Gazul»). Пьесы были переведены на французский язык с испанского. Издание предварял портрет миловидной молодой женщины и предисловие, в котором переводчик по имени Жозеф Л. Эстранж сообщал, что пьесы эти принадлежат перу доньи Клары Гасуль, испанской писательницы и актрисы, женщины с совершенно необычайной судьбой. Дочка бродячей цыганки и правнучка «нежного мавра Гасуль, столь известного старинным испанским романсам», Клара Гасуль воспитывалась в детстве строгим монахом и инквизитором, который лишал ее всех развлечений, держал в строгости, а когда застал за сочинением любовного послания, вообще заточил в монастырь. Но будучи натурой страстной и вольнолюбивой, донья Клара сбежала оттуда ночью, преодолев всяческие преграды, и в пику своему строгому воспитателю поступила на сцену, стала комедианткой. Она начала сама сочинять пьесы, которые сразу принесли ей успех и навлекли на нее ненависть католической церкви, потому что она осмелилась в них высмеивать и разоблачать католических священников и инквизиторов. Пьесы Гасуль сразу были внесены Ватиканом в список запрещенных книг, чем и объяснялся тот факт, что она дотоле не была известна читающей публике за пределами Испании. Но переводчику удалось не только разыскать запрещенные пьесы доньи Клары, но и встретиться с ней. Она оказалась столь любезна, что авторизовала переводы Л. Эстранжа и предоставила специально для французского издания одну из своих неопубликованных пьес.

Поскольку французская публика того времени находилась во власти идей романтизма, ярко выраженная романтическая направленность пьес доньи Клары сразу завоевала симпатии парижан. Критики отмечали также безупречность, изящество переводов, написанных очень хорошим французским языком. Правда, потом все спохватились, ведь никто не только не видел Клару Гасуль (предположим, бедная женщина должна скрываться от когтей инквизиции), но и переводчика. Очень скоро просвещенный Париж обнаружил в портрете доньи Клары черты господина Проспера Мериме, завсегдатая литературных салонов, человека светского, остроумного и эрудированного. Парижане оценили по достоинству очаровательную шутку Мериме, а парижская пресса перенесла свое восхищение с мифической испанки на вполне реального молодого французского автора. Знаменитый ученый Ампер даже провозгласил, что в лице автора «Theatre de Clara Gazul» во Франции появился сын Шекспира.

Так Мериме начал свой литературный путь с мистификации – поступка, который был весьма в духе романтического времени. Да и пьесы самого Мериме носили явно романтический отпечаток. Романтики в 1820-х годах энергично протестовали против слепого подражания классицизму XVII столетия: против ходульных героев и героинь, современных канонов классицизма, против строгой регламентации в выборе действующих лиц и композиции драмы; выступали за театр социально активный, более тесно связанный с современными проблемами. Строгой уравновешенности классицистических правил они противопоставляли романтическое кипение страстей, причем именно социальных. В этой обстановке пьесы Мериме оказались очень современными по духу.

Мистификация для него стала средством создать ироническую дистанцию, как бы поставить под вопрос собственный восторженный романтизм. И наверное, сама фигура Клары Гасуль должна была вызвать полукомические ассоциации с поборницей женских прав и политических свобод – с пылкой воительницей минувшей эпохи мадам де Сталь, которая прославилась во Франции не только своими сочинениями, но и своей непрекращающейся враждой с Наполеоном, – она то и дело писала против него страстные политические памфлеты, а он изгонял ее из Франции. Во всяком случае, судьба преследуемой и гонимой писательницы для Франции не была неожиданностью, а вполне отвечала духу времени. Так что мистификация – это не случайная выходка, а черта творческого характера Мериме, его взгляда на жизнь вообще.

Следующее крупное литературное произведение Мериме, появившееся в печати в 1827 году, было еще более удачной мистификацией: это его знаменитая «Гузла» («Guzla ou choix des Po`esies Illyriques recueillies dans la Dalmatie, la Bosnie, la Croatie et l’Herzegowine»). Книга эта наделала много шума в Европе и считается одним из образцов ловкой и остроумной подделки народных мотивов. Приложенная к «Гузле» биография некоего Маглановича и почти все примечания к ней издателя были составлены Проспером Мериме на основании «Путешествия по Далмации» аббата Форти. Как писал Мериме в предисловии, он с одним своим другом побывал в землях южных славян, изучал их язык и нравы, был очарован первозданной мужественностью народных песен, фольклорных преданий и перевел для французов часть этих песен. И здесь Мериме движется в русле типично романтических интересов: внимание к фольклору – это одна из главных черт романтической эпохи.