«Почему-то лучшее из пережитого мною вставлено в рамку чужих стран, чаще всего той страны, которая мне стала не совсем чужой, совсем не чужой, совсем, совсем не чужой… Хотя все это для меня было обычным, почти обывательским, но я так люблю Италию, что, живя в ней и вспоминая о ней,
– пьян ею. Люблю ее за то, что вся она святая, драгоценная и светлая».В другой новелле – «Фотографии» – он, рассматривая висевшие в его комнате фотографии с любимыми видами Италии, размышлял о природе большевистского режима:
«Жертвы вивисекции, мы толкаемся в социальной лаборатории, как в трамвае, спеша если не занять место, то хоть прицепиться к грохочущему и в пропасть несущемуся вагону жизни… И, ставши в очередь, один в затылок другому, мы любуемся на Млечный Путь, мы чтим поэзию и воблу, целуя сахаринныеуста, смеясь по карточке, рыдая по декрету. Если бы можно было засунуть голову под крыло – и спать, спать, спать. И спим. И тяжелы наши сны! И страшно наше пробуждение!»
Вскоре М. Осоргин, как активный член Комиссии помощи голодающим и как редактор печатного органа «Помгола», был арестован, находился в Лубянской тюрьме, был приговорен к расстрелу, замененному ссылкой в Казань.
В 1922 г. М. А. Осоргин, в числе многих других представителей русской интеллигенции, был выслан за границу. В те первые месяцы новой эмиграции он снова посетил Италию. Заключительную неделю он провел во Флоренции, которая, по его словам, безусловно входила в список «святых мест, дорогих воспоминанию, которые нужно посетить»:
«За то ли, что и сейчас я верен себе,
– но только случается чудо: Флоренция чарует прежним очарованием». Свой последний день во Флоренции Осоргин провел во Фьезоле – одном из своих любимых мест в Италии, откуда, по его словам, открывается «лучший вид на глубочайший и одухотвореннейший город Италии». На закате в монастыре св. Франциска, при органных звуках Ave Maria, он, всегда считавший себя атеистом, даже помолился:«Я молюсь звукам, их бессловесному разуму, их могучей силе уносить с собою ввысь и вширь, очищать помысел и покоить философским покоем. Так ново и так странно молиться: земля сливается с небом и прошлое с будущим. Как счастливы те, кто умеют молиться! Как им просто жить! Я благодарен глубоко Флоренции за это последнее Ave Maria! Не растопив льда – оно согрело душу».
В самом конце 1923 г. М. Осоргин, резко отрицательно воспринявший приход к власти фашистов в Италии, переехал в Париж. В 20-40-е годы он стал одним из самых значительных писателей русского зарубежья (его роман «Сивцев Вражек», к примеру, был издан беспрецедентным для эмиграции тиражом в 40 тысяч экземпляров и переведен на все основные европейские языки).
Во время Второй мировой войны, после капитуляции Франции, М. Осоргин вместе с женой Татьяной Алексеевной (урожденной Бакуниной) уехал из оккупированного немцами Парижа в местечко Шабри на юге Франции. Оттуда он, уже тяжело больной, с риском для жизни переправлял в Америку и нейтральные страны Европы статьи, разоблачающие фашистский режим. Михаил Андреевич Осоргин скончался в Шабри 27 ноября 1942 г. и был похоронен на местном кладбище.
Борис Константинович Зайцев