Знаменитые русские о Неаполе

Вот Неаполь! Я встаю рано. Спешу открыть окно и упиваюсь живительным воздухом…Вот проснулся город: на осле, в свежей зелени итальянского сена, испещренного малиновыми цветами, шажком едет неаполитанец полуголый, но в красной шапке; это не всадник, а блаженный. Лицо его весело и гордо. Он верует в свое солнце, которое никогда его не оставит без призрения.

Письмо Н. В. Путяте, май 1844 г.

П. Муратов

1910-е

Каждое утро приезжий просыпается здесь от звяканья бесчисленных колокольчиков. Это гонят по городу стада коз и коров. Зрелище малообычное, и нет ничего более курьезного, чем пастушеские сцены, разыгрывающиеся по соседству с фешенебельными отелями на Кьяйе. Коров и коз здесь доят прямо на мостовой; иногда можно наблюдать даже, как заплативший два сольди охотник до парного молока становится на колени и утоляет жажду, обходясь без всякого сосуда. Немного позднее по неаполитанским улицам проходят ослы, нагруженные всякими продуктами окрестных деревень. Они упорно карабкаются по лестницам и не скользят в уличной грязи; погонщики с озабоченными деревенскими лицами управляют ими, придерживая одной рукою ношу и другой крепко взявшись за корень хвоста. Торговля и жизнь начинаются на городских улицах. Крики продавцов и газетчиков разносятся далеко в изумительно чистом утреннем воздухе. Экипажи, управляемые искусными неаполитанскими кучерами, с хлопаньем бичей мчатся на Кьяйю и Санта-Лючию в поисках иностранцев, задумавших совершить загородную прогулку. Полуголые дети заводят свои шумные игры на белых от утреннего солнца ступенях какой-нибудь salita ‹лестницы›. В верхних окнах появляются черноволосые женщины. Они развешивают пестрое белье на канатах, перекинутых из дома в дом, или опускают на длинной веревке вниз корзину с мелкой монетой. Ожидающий на улице разносчик кладет туда свежие, пахнущие землей овощи, провожая корзину вверх выразительным жестом и крепкой любезностью. Ремесленники садятся за работу в полутемных и сырых подвалах. Солнечный воздух вливается туда в раскрытые настежь двери. Там, в золотистой полутени, едва различимы блестящие глаза и бронзовые тела младших учеников. Они поют неаполитанскую песенку, такую же простую, жалобную и украшенную лишь чувством природы, как сама их доля в этом мире.

П. П. Муратов. Жизнь в Неаполе //

Образы Италии. М., 1994, С. 317–318.

Неаполитанская жизнь

С. Щедрин

1819

Вы сами себе представьте весь ералаш: берег уставлен стойками, где лазарони продают устрицы и прочие морские гадины, также и рыбу, тут же находится колодец с серной водой, трактиры, куда собираются ужинать только одно рыбное, и едят на открытом воздухе под моими окнами; тут же расставлены по бокам стулья для зрителей, множество народу наполняют сию часть города, сверх того дорога сия ведет в Королевский сад, стук и шум самый сильный начинается в 6 часов, в которое время только мимо проезжают и проходят, не останавливаясь; пешие прогуливаются в саду, а в экипажах ездят по берегу до 8 часов… Некоторые идут купаться в ванны, которые расставлены по берегу морскому, впереди их обыкновенно бегут кучи мальчишек, кувыркаясь и валяясь по земле и в грязи… В 10 часов садятся ужинать и часов до 12. Я смотрю с удовольствием, как они потчуют себя рыбами; стоя на балконе, чувствуешь, как рыба воняет, не от того, чтобы была испортившейся, но так хорошо готовят. Хозяйка мне часто говорит, что одни только неаполитанцы могут таковую вонь есть. И эти ужины продолжаются до 3 часов утра, а шум еще более, все стойки освещены и каждый лазарон во все горло кричит, и этот крик не уменьшается, ибо они по переменам кричат, с женой и детьми.

С.Щедрин. Письма из Италии. М.;

Л., 1932, с. 120–121.

Неаполь. Гулянье на Villa Nationale (фото 1890-х гг.).

К. Батюшков

1819

Какая земля! Верьте, она выше всех описаний – для того, кто любит историю, природу и поэзию; для того даже, кто жаден к грубым, чувственным наслаждениям, земля сия – рай небесный. Но ум, требующий пищи в настоящем, ум деятельный, здесь скоро завянет и погибнет. Сердце, живущее дружбой, замрет. Общество бесплодно, пусто. Найдете дома такие, как в Париже, у иностранцев, но живости, любезности французской не требуйте. Едва, едва найдешь человека, с которым обменяешься мыслями. От Европы мы отделены морями и стеною китайскою. M-me Staёl сказала справедливо, что в Террачине кончается Европа. В среднем классе есть много умных людей, особенно между адвокатами, ученых, но они без кафедры немы, иностранцев не любят, и, может быть, справедливо. В общество я заглядываю, как в маскарад; живу дома, с книгами; посещаю Помпею и берега залива – наставительные, как книги; страшусь только забыть русскую грамоту…

Письмо С. С. Уварову, май 1819 г.

Е. Баратынский

1844