Щегольство составляет такую же язву Неаполя, как и нищета. Fara figura, т. е. быть представительным, – вот высшая духовная потребность этого народа. Козлятник, прогоняющий три раза в день свое стадо, по воскресеньям гуляет в котелке, пиджаке и лакированных сапогах, а главное, на сбереженные гроши он причесывается у парикмахера, у него идеальный пробор, два кока на висках и подвитые усы. Говорят о кокетстве женщин – надо видеть итальянских мужчин! От козлятника до маркиза, от юноши до старика, с какою грацией и осторожностью приподнимают они при случае над головою шляпу и снова надевают ее, с какой тревогой двумя пальцами дотрагиваются до своих коков и усов. Кто-то сказал, что умственное развитие народа узнается по количеству парикмахерских. В Лондоне их почти нет; парижанин большею частью сам и джентльмен, и парикмахер; в Петербурге редко кто причесывается у парикмахера, больше бреются и стригутся; в Неаполе за широко открытыми дверями, на виду у всех проходящих, с гордостью часами просиживают мужчины, подвергаясь всевозможным манипуляциям местных Фигаро. И на каждой улице таких священнодействующих заведений по четыре и по пять. С ними конкурируют сапожники, – и, как у нас перед каким-нибудь эстампным магазином, так там перед блестящей и действительно красивой обувью всегда толпится народ, юноши мысленно примеряют на себя ботинки и со вздохом толкуют о ценах. Чистильщики сапог наживают здесь деньги, потому что неаполитанцы стоят на одной ноге, куря скверную, вонючую сигару, в то время как другую полируют двумя щетками, – здесь признак бонтонности, и иной юноша в воскресенье воздержится от всякой еды, но зато на каждом углу будет позировать, давая если не чистить, то хоть отряхнуть пыль со своих блестящих, как зеркало, ботинок. Около модных кондитерских и ресторанов стоят всегда юноши густою толпой, ковыряя во рту зубочистками; грешный человек, но я часто подозревала, что этим и ограничивалось их угощение… Это желание казаться богаче и представительнее, чем то дозволяют средства, мучит не только низший и средний класс, но и высший. Не только нужда и разорение скрываются здесь, как величайшая тайна, но употребляются все средства, чтобы пустить пыль в глаза. Люди, которые живут буквально впроголодь, которые не в состоянии поддержать свой развалившийся дом, тем не менее имеют великолепный зал, куда сносится все лучшее в доме, чтобы принимать в нем гостей, и от 2 до 6 часов обязательно катаются в своем экипаже по Кьяйе и Толедо. Видя их экипаж, кучера и лакея, хорошо одетых, выбритых и важно восседающих на козлах, трудно представить себе, что это печальная и притом ни для кого из знающих не тайная комедия.
Неаполитанец живет только тогда, когда испытывает удовольствие. Он умеет наслаждаться своей ленивой и легкой походкой, своим ярким галстуком, сияющим небом над головой, ощущением на лице морского ветра, шумом колес, хлопаньем бичей, пестрыми нарядами встречных женщин и запахом съестного, вырывающимся из широко открытых дверей ресторана. На Толедо собрано все, что он любит в мире. И никакое другое человеческое существо не любит мир такой крепкой, упорной, животной любовью.
Праздники в Неаполе