Знаменитые русские о Неаполе

Гитары зазвучали, бубны загремели; пестрая толпа расступилась, образовала маленькую арену, и ловкая пара выпорхнула на середину, с легкостью и грациозностью. Каких вы не ожидали бы от простых горожан. Наконец, между танцующими я заметил одну молодую женщину, обольстительную, как гверчиновы сивиллы… Никогда не забыть мне этих магических черных глаз этого бархатистого лица, покрытого легкой золотистой тенью и всею роскошью румянца. Танцевали, разумеется, тарантеллу: Вы знаете эту страстную, меланхолическую и вместе неистовую пляску. Неаполитанки пляшут свой национальный танец не одними ногами, а всеми мускулами, суставами, головой, глазами. Каждый хотел, по-видимому, превзойти всех до восторженности. Плясали – до изнеможения. Утомленная пара заменялась свежею. Женские груди волновались; мужчины срывали с своей шеи легкие платки, потому что куртки уже давно были сброшены. Очередь дошла до меня… Как Азиятцы не понимают того, чтобы порядочный человек стал трудиться танцевать, особливо, когда он в состоянии заплатить танцовщицам; так Неаполитанец не понимает, чтобы можно было смотреть на пляску и не принять в ней участия. И хозяин и гости, опьяненные несравненно больше пляской, чем легким вином, которым беспрестанно прохлаждались, приступили ко мне, как к человеку, который отказывается от удовольствия единственно из застенчивости. Им и в голову не приходило, чтобы кто-нибудь мог не знать тарантеллы. На мое искушение, кто-то подвел ко мне прелестную звезду праздника, которая пристально и простодушно глядела мне в глаза своими большими бархатными глазами, нимало не подозревая их гибельного влияния… Я чувствовал, что все члены мои были наэлектризованы, мускулы напряглись и сжимались сами собою; голова моя закружилась… Я уже плясал тарантеллу!.. Сомневаюсь, чтоб вы поступили благоразумнее.

В. Д. Яковлев. Италия. Письма из Венеции, Рима и Неаполя

(1847). СПб., 1855.)

Н. Лухманова

1898

Я приехала в Неаполь в декабре. Зима давала себя знать только свежими утренниками и вечерами; днем же солнце так грело, что можно было ходить в одном платье. Такое оживление, какое довелось мне увидеть 24 декабря, в канун их Рождества, я не встречала никогда; улицы были буквально переполнены веселой, праздной толпой; звонкие крики и взрывы хохота сыпались со всех сторон; экипажи едва двигались в густой толпе; народные волны приливали и останавливались всюду, где было что-нибудь интересное; каждый магазин и даже лавка съестных припасов, каждый фруктовый ларек старались перещеголять соседа убранством… В одном месте толпа рукоплескала перед выставкой колбасника, ухитрившегося сделать, из сосисок и сала, – человека, чуть не в натуральную величину. На улице Santa Brigitta, казалось, море выкинуло всех представителей своего царства: лангусты, пульпы, угри, мерланы, миноги; даже живые петухи и куры связаны ногами по десять и двенадцать пар, и тут же сковороды и кухни с готовыми блюдами, с котлами горячего томатного соуса, в который бедняк за ½ копейки имеет право обмакнуть свой хлеб… В Рождество и в Пасху нет такой бедной семьи, живущей в bassi или пещере, которая не могла бы в этот день хорошо поесть. Так называемое «Братство Корзины» учредило здесь оригинальный и в то же время благодетельный для народа обычай: каждую неделю бедняк несет старосте своего квартала (одному из членов этого братства) от 50 сантимов, что составляет на наши деньги приблизительно 17 копеек, до 1 лиры или 2-х, и так платит он, например, с 30 марта по 24 декабря. На всю эту сумму ему покупается (конечно, по дешевой цене вследствие громадного забора) столько провизии, что семья его буквально целую неделю не выходит из-за стола, и праздник становится для нее действительно веселым и светлым. От этого обычая теряют, конечно, трактиры и рестораны, так как никто не бежит от своего сытного, веселого стола; и выигрывают аптекари, которые, как говорят, на Пасху и Рождество достигают максимума продажи касторового масла и других таких же невинных, но действенных средств… Улицы освещены тысячами огней; у каждого продавца свои лампочки и своя система освещения. Но вот наступал час Ave Maria, и весь Неаполь горел в огнях. Глухой проснулся бы от его шума. Ракеты со страшным треском лопались в воздухе; римские свечи рассыпались звездами; на балконах, в руках стоявших людей, появлялись громадные смоляные факелы, брызги от которых падали огненным дождем на улицу. Всюду гремели ружейные выстрелы…

Н. А. Лухманова. В волшебной стране песен и нищеты

(1898). СПб., 1899, с. 26–29.

С. Глаголь

1900