Знаменитые русские о Риме

Осоргин: «Весной и летом во дворике, под виноградным навесом, а зимой – от хозяйской стойки налево второй стол. Там без прочных традиций нельзя, не вкусно; фашизма еще не было. Многого тогда еще не было. Войны были маленькими, революции кончались впустую. Жизнь без особых катастроф, но все-таки любопытная. Очень старательно накапливалась духовная культура, сейчас повсюду пускаемая по ветру (как паутина в бабье лето). Крику меньше было, героем почитался тот, кто боролся за отечество, а не против своих сограждан. Еще в почете были имена Маццини и Гарибальди, а Муссолини был только социалистом и редактором плохонького „Аванти“… Жить было, в общем, покойно, и на два сольди покупался десяток папирос „пополяри“… По-русски „кабачок“ звучит далеко не поэтически. Чуется в этом слове пивной, сивушный или махорочный дух, грязь лохмотьев и висящая в воздухе брань… Римский кабачок – нечто совсем особенное, нам незнакомое. Добрый хозяин любовно содержит его в чистоте, не жалея скатертей, пусть заплатанных, но все же чистых, и украшая его чем Бог послал – антиком ли, выкопанным из земли, или собственным семейным портретом, а то аквариумом, фонтанчиком, – благо великие воды бегут в Риме по старым акведукам с окружных гор. В кабачке днем обедает средний чиновник, вечером он же приходит сюда с семьей или с приятелями. Обязателен столик, накрытый куском сукна, для игры в tresete, или в scopa, no одному сольдо партия. Острить и говорить о политике полагается громко, на все помещение, но ни один добрый падроне не позволяет посетителю грубого слова или пьяных выкриков – да и посетитель сам понимает это прекрасно. Чем стариннее кабачок, тем в большем он почете; чем строже наблюдает хозяин, чтобы только избранные виноградники доставляли дары свои в подвал кабачка, – тем больше ценителей заглядывает в уют кабачка после захода солнца. Но всегда доступными остаются цены, и синеблузник-рабочий не переплачивает из-за того, что кабачок полюбился и господину в манжетах. В осенний сезон, когда Рим заполнен иностранцами, кабачки прихорашиваются и, конечно, теряют часть колорита. Настоящие habitués ‹завсегдатаи – фр.› забиваются в угол и скучают, закрывшись листом „Messagero“ или „Giornale d'ltalia“. Они ждут, когда волна иностранцев сбудет и снова станут они первыми людьми земного рая. Разве немец или англичанин, забредшие сюда ради курьеза, понимают разницу между искристым Фраскати и степенным Гроттаферрата? И можно ли серьезно спрашивать в будний день Асти Спуманте, обращая волшебный кабачок в шаблонный ресторан?» Ужинал Осоргин обычно с хозяевами квартиры – мелкими римскими чиновниками: