Обобщая свои венецианские ощущения, Бродский написал в “Набережной неисцелимых”:
“За эти годы, за долгие пребывания и короткие наезды, я был здесь, по-моему, счастлив и несчастлив примерно в равной мере. Это не так важно уже потому, что я приезжал сюда не с романтическими целями, а поработать, закончить вещь, перевести, написать пару стихотворений, если повезет; просто быть
… Я давно заметил, что не превращать свою эмоциональную жизнь в пищу – это добродетель. Работы всегда вдоволь, не говоря о том, что вдоволь внешнего мира. В конце концов, всегда остается этот город, и пока он есть, я не верю, чтобы я или кто угодно мог поддаться гипнозу или ослеплению любовной трагедии… Несмотря на все время, кровь, чернила, деньги и остальное, что я здесь пролил и просадил, я никогда не мог убедительно претендовать, даже в собственных глазах, на то, что приобрел хоть какие-то местные черты, что стал, в сколь угодно мизерном смысле, венецианцем”.
Любимые венецианские ресторанчики Бродского: “Rivetta” на Campo San Provolo.
Возможно, наиболее точно говорит об отношении Бродского к Венеции описание им самим одного венецианского дня:
“Помню один день – день, когда, проведя здесь в одиночку месяц, я должен был уезжать и уже позавтракал в какой-то маленькой траттории в самом дальнем углу Фондамента Нуова жареной рыбой и полбутылкой вина. Нагрузившись, я направился к месту, где жил, чтобы собрать чемоданы и сесть на катер. Точка, перемещающаяся в этой гигантской акварели, я прошел четверть мили по Фондамента Нуова и повернул направо у больницы Джованни и Паоло. День был теплый, солнечный, небо голубое, все прекрасно. И, спиной к Фондамента и Сан-Микеле, держась больничной стены, почти задевая ее левым плечом и щурясь на солнце, я вдруг понял: я кот. Кот, съевший рыбу. Обратись ко мне кто-нибудь в тот момент, я бы мяукнул. Я был абсолютно, животно счастлив. Разумеется, через двенадцать часов приземлившись в Нью-Йорке, я угодил в самую поганую ситуацию за всю свою жизнь – или так мне тогда показалось. Но кот еще не покинул меня; если бы не он, я бы по сей день лез на стены в какой-нибудь дорогой психиатрической клинике
”.
Мемориальная доска Иосифу Бродскому на “Набережной неисцелимых”.
По словам друга Бродского, писателя и публициста Петра Вайля (также поклонника и знатока Венеции), Бродский знал толк в венецианской кухне и был завсегдатаем нескольких местных тратторий: “Locanda Montin” на Fondamenta della Eremite (в районе Дорсодуро); “Mascaron” на Calle Lunga Santa Maria Formoza (рядом с одноименной площадью); “Rivetta” под мостиком San Provolo (недалеко от площади Сан-Марко).