Знаменитые самоубийцы

В реальности отношения президента со своим советником по военным делам разладились. Валерий Иванович Болдин, тогдашний руководитель президентского аппарата, вспоминает, что Ахромеев подал заявление об уходе и сказал, что в сложившихся условиях шельмования военных и поспешного, непродуманного, а главное одностороннего разоружения не имеет права занимать пост рядом с президентом и не будет участвовать в разрушении армии и государства.

Горбачев был озадачен таким поворотом дел и просил Сергея Федоровича повременить. Договорились, что вернутся к этому вопросу после того, как оба побывают в отпуске. После отпуска они уже не встретятся…

На той, последней в его жизни, пресс-конференции Ахромеева попросили охарактеризовать политическую ситуацию.

– Я убежден – в стране идет борьба политических сил за власть, – отвечал он. – И если бы она шла конституционными методами, то никаких проблем бы не было. Но когда заявляют с трибуны – президента страны долой, а власть передать Совету Федерации, то это самый настоящий государственный переворот. Вооруженные силы против такого решения вопросов. Они говорят: нет, мы по долгу своих обязанностей являемся защитниками конституционного строя и защитниками Конституции…

Ахромеев имел в виду российского президента Бориса Ельцина, который призвал отправить Горбачева в отставку и передать власть Совету Федерации. В одной из статей Ахромеев писал: «Теперь стало понятно, почему Б.Н. Ельцин и его команда так настойчиво выступают вот уже в течение трех лет против генералов и адмиралов». Цель-опорочить армию и «путем массовых демонстраций, бойкотов и забастовок свалить верховные органы власти нашей страны».

Через несколько месяцев маршал, поспешно забыв о своих словах, охотно примет участие в антиконституционной попытке переворота и не возразит против отстранения от власти своего президента.

Письмо президенту

В первых числах августа 1991 года вся кремлевская администрация отправилась отдыхать. 6 августа и у Ахромеева начался отпуск. Он проводил его вместе с женой Тамарой Васильевной в военном санатории в Сочи. Обратные билеты взял на 1 сентября.

19 августа, утром до завтрака он плавал, потом Ахромеевы пошли в столовую. Затем Сергей Федорович включил телевизор и узнал, что происходит в Москве. Сначала он никак не отреагировал на сообщения об отстранении президента Горбачева и переходе власти к Государственному комитету по чрезвычайному положению. Ахромеев ходил, думал. Вдруг сказал жене:

– Я должен быть на работе.

Жена удивилась: ведь никто его не вызывал в Москву. Врачи уговаривали остаться, настаивали на том, что он нуждается в отдыхе и лечении. Но маршал уже принял решение. Он вылетел в Москву, жена и внучка остались в Сочи.

Ахромеев сразу приехал в Кремль. Пришел к вице-президенту Геннадию Ивановичу Янаеву, который взял на себя исполнение обязанностей президента, предложил свои услуги и включился в работу ГКЧП. Сотрудники президентского аппарата отметили, что Ахромеев был в очень хорошем настроении, веселый и бодрый.

Он участвовал в заседании штаба при ГКЧП. В протоколе № 1 его фамилия стоит рядом с фамилией Олега Даниловича Бакланова, одного из руководителей ГКЧП. В протоколе записано: «Принято к сведению согласие т. Ахромеева… принять участие в работе штаба при ГКЧП». Штабу было предложено получать информацию от Министерства обороны, МИД, МВД, КГБ, правительства и ЦК КПСС и готовить обобщенные сводки для ГКЧП – одну утром в половине восьмого, другую вечером – в половине седьмого.

Сергей Ахромеев вместе с министром обороны Дмитрием Язовым и заместителем министра по чрезвычайным ситуациям Владиславом Ачаловым изучали план захвата Белого дома, где находилось все российское руководство во главе с Ельциным. Три крупнейших военачальника страны готовили штурм здания, охранявшегося горсткой милиционеров… Ахромеев сам составил план мероприятий, необходимых для введения чрезвычайного положения. Он попросил принести ему раскладушку и постельное белье, собирался ночевать в Кремле.

Но Сергей Федорович быстро понял, что из этой затеи ничего не выйдет. Настроение его ухудшилось. Когда путч провалился, всех его участников назвали преступниками. Руководителей ГКЧП арестовали. Вероятно, маршал тоже ждал ареста. Отношение к нему изменилось. Он приезжал в Кремль, сидел в своем кабинете. Но никто к нему не заходил, никто не звонил. Когда встречал знакомых в коридоре, они отводили глаза. Из всех помощников, советников и референтов Горбачева он один поддержал ГКЧП.

22 августа он своим аккуратным почерком написал письмо Горбачеву. Перепечатывать не стал:

«Президенту СССР

товарищу М.С. Горбачеву

Докладываю о степени моего участия в преступных действиях так называемого «Государственного Комитета по чрезвычайному положению» (Янаев Г.И., Язов Д.Т. и другие).

… До отъезда в санаторий и в санатории до утра 19 августа мне ничего не было известно о подготовке заговора. Никто, даже намеком, мне не говорил о его организации и организаторах, то есть в его подготовке и осуществлении я никак не участвовал.