Знаменитые самоубийцы

На появление в этой истории Михаила Барсукова обратили внимание позднее – тогда его никто не знал. А вот потом, когда Барсуков стал одним из фаворитов Ельцина, возглавил Главное управление охраны (обеспечение безопасности высших должностных лиц государства), а затем Федеральную службу безопасности, сторонники версии убийства Ахромеева стали подозревать: а не организовал ли все это Барсуков?

Это предположение может увлечь только тех, кто не имел удовольствия познакомиться с Михаилом Ивановичем Барсуковым. Исполнительный службист и бесконечно осторожный человек, он менее всего годился для заговоров, тайных операций и махинаций…

Следователи вошли в кабинет Ахромеева в половине двенадцатого ночи, запечатлели все на видеопленку и составили описание:

«Труп находился в сидячем положении под подоконником окна кабинета. Спиной труп опирался на деревянную решетку, закрывающую батарею парового отопления. На трупе была надета форменная одежда Маршала Советского Союза. Повреждений на одежде не было. На шее трупа находилась скользящая, изготовленная из синтетического шпагата, сложенного вдвое, петля, охватывающая шею по всей окружности. Верхний конец шпагата был закреплен на ручке оконной рамы клеящейся лентой типа «скотч». Каких-либо телесных повреждений на трупе, помимо связанных с повешением, не обнаружено…»

Следы борьбы в кабинете отсутствовали. Повсюду идеальный порядок, свойственный маршалу.

А дома никто не знал, что он уже мертв. Когда женщины вернулись из аэропорта, позвонили ему. Но трубку никто не снял. Поздно вечером на дачу позвонил его водитель, спросил с надеждой: может, Сергей Федорович уже сам вернулся? Дело в том, что Ахромеев так и не позвонил на автобазу, а без его разрешения водителя не отпускали домой.

Семья не знала, что и предположить. Забеспокоились – вдруг у Сергея Федоровича сердечный приступ? Он страдал от сильной стенокардии. Но не знали, что предпринять. В Кремль не приедешь спросить: где тут наш папа? Утром отправились в Москву, только вошли в квартиру-позвонили из управления кадров Министерства обороны и сказали, что маршал скончался.

Изучением обстоятельств его самоубийства занимался старший следователь по особо важным делам генеральной прокуратуры Леонид Прошкин. На следующий день после смерти маршала была проведена судебно-медицинская экспертиза, которая не обнаружила на теле маршала телесных повреждений, помимо оставленных петлей. Эксперты не нашли признаков, которые могли бы свидетельствовать об убийстве Ахромеева. Он ушел из жизни без посторонней помощи.

После изучения материалов дела следователь пришел к выводу, что это самоубийство: «Лиц, виновных в наступлении смерти Ахромеева или каким-либо образом причастных к ней, не имеется». Заместитель прокурора России Евгений Лисов, который руководил бригадой по расследованию обстоятельств захвата власти членами ГКЧП в августе 1991 года, дело о смерти Ахромеева прекратил «за отсутствием события преступления».

Военное руководство попрощалось с Ахромеевым в морге военного госпиталя имени Бурденко, на кладбище почти никто не поехал. Маршал был вроде как под подозрением. Ахромеева похоронили на Троекуровском кладбище без воинских почестей как участника путча. Позднее Российская прокуратура прекратила уголовное дело в отношении маршала Ахромеева по фанту участия в деятельности ГКЧП ввиду отсутствия состава преступления.

Бывший министр иностранных дел Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе так откликнулся на его смерть:

«Меня потрясла весть о самоубийстве маршала С.Ф. Ахромеева. Он был человеком долга, и я уважал в нем это. Мы не были друзьями, он сам сказал об этом. Коллегами – да, но друзьями не могли быть. И все-таки я по-хорошему был неравнодушен к нему. Боец без забрала. Не один час провели вместе за столом переговоров и в обсуждении наших позиций. Он – соавтор многих важнейших решений по вопросам разоружения. Не скрывал, почти не скрывал своего отношения к нам и нашей политике. Умел взглядом, выражением лица, жестом подчеркнуть свою неприязнь.

Солдат долга – это было видно сразу. Правда, подчас смущало то, что во имя долга он мог позволить себе отступить от требований чести. Например, хранить молчание, когда нас яростно критиковали за решения, которые принимались при его участии. Или заявлять, что он был против ввода войск в Афганистан, и это при том, что требовал лишь отсрочки.

Заставила призадуматься его фраза об отце, который сгинул во времена коллективизации: «Но я не в обиде за это на Советскую власть, ибо коллективизация была исторической необходимостью». Чувство долга, поставленное выше нравственного чувства, внушает ужас. Если оно предпишет человеку во имя «исторической необходимости» уничтожить собственного отца, а с ним вместе тысячи других – уничтожит».

С искренним сожалением восприняли смерть Ахромеева американцы – его недавние партнеры на переговорах.