Знание и окраины империи. Казахские посредники и российское управление в степи, 1731–1917

К 1890-м годам кое-что изменилось, но не настолько, чтобы неравноправный диалог между царскими чиновниками и казахскими посредниками прервался. Столичные власти, долго колебавшиеся в вопросе о миграции крестьян, в 1889 году приняли закон о переселении, позволявший крестьянам свободно селиться на казенных землях, а в 1896 году было учреждено Переселенческое управление, призванное руководить переездом крестьян в степь и Сибирь. Степное положение, принятое в 1891 году (и вступившее в силу в 1893-м), в большей степени, чем когда-либо ранее, включило казахов в бюрократические структуры государства и содержало правовые нормы расселения крестьян на землях, на которых жили казахи. Власти целеустремленно вырабатывали единую политику в отношении степи, направленную на активное вмешательство в жизнь казахов, перевод их на оседлый образ жизни и развитие земледелия. Но на этой ранней, экспериментальной стадии оставалось место для взаимных уступок. Губернаторы степных областей, не доверявшие поселенцам и опасавшиеся слишком внезапно нарушить жизнь своих подданных-казахов, порой скептически относились как к переселению, так и к земледелию. И казахи, по крайней мере те, кто оставил письменные свидетельства о своих взглядах, не были единодушны в этом вопросе. Некоторые выступали за земледелие как двигатель прогресса: оно, по их мнению, помогло бы достичь экономической стабильности и культурного развития, невозможных при кочевом образе жизни. Другие считали, что реорганизация скотоводства лучше соответствовала бы местным условиям и опыту, а также помогла бы рациональнее использовать ресурсы обширной империи. В этом споре обе стороны могли черпать аргументы как в собственном знании местных особенностей, так и в достижениях «русской науки». Ни материалистический взгляд на «цивилизованность» как конечную цель общественного развития, ни столичная наука, ни местное знание не помогли выработать единую концепцию будущего степи.

Когда массовое переселение крестьян перестало быть экспериментом или одним из многих направлений политики и стало ее неотъемлемой частью, пространство диалога между царскими властями и казахскими посредниками начало закрываться. Некоторые казахи были в достаточной мере готовы примириться с ограниченным, жестко регламентированным переселением. Такая программа, основанная на тщательных статистических и географических обследованиях, могла бы послужить средством регулирования поселений, и это предотвратило бы ухудшение ситуации. Но когда первостепенной государственной задачей стало любой ценой переселить в степь как можно больше крестьян, люди, считавшие себя рупором казахского народа, поняли, чем это грозит: казахи потеряют столько земли и их жизненный уклад будет нарушен так резко, что допускать этого нельзя. Хотя быстрое переселение и экспроприация основывались на географических и статистических обследованиях, цифры теперь служили новой цели – нормированию, и расчеты государственных статистиков были в лучшем случае пристрастными, а в худшем – фальсифицированными. К началу XX века уверенность царского правительства в своем знании степи сильно возросла, но оно так и не выработало политику, которая устроила бы казахов.

Крайности имперской политики накладывались на самые пагубные концепции царского востоковедения, что только ухудшило ситуацию. Летом 1907 года была распущена несговорчивая вторая Дума; на смену ей пришла третья, избранная на основании нового Положения о выборах, содержавшего сильный перекос в пользу титульной нации Российской империи. Явно преувеличенные опасения по поводу тюркского и мусульманского реваншизма и ирредентизма сводили на нет вероятность того, что представительство Средней Азии и Казахской степи будет восстановлено. Таким образом, казахи утратили пространство, где могли прямо и публично высказаться о своих нуждах перед представителями всей империи, а царское правительство утратило возможность выслушать их жалобы (хотя нет гарантии, что они были бы восприняты всерьез). Летом 1916 года эти две политических линии – экспроприация и лишение избирательных прав – пересеклись, что привело к трагическим последствиям. Массовое недовольство казахов и киргизов, копившееся в годы переселения, вылилось в вооруженное восстание, поводом к которому послужил указ о мобилизации от 25 июня 1916 года. При этом посредники, к которым правительство ранее прислушивалось, не сумели выдвинуть убедительных аргументов в пользу иных, возможно, более эффективных способов исполнения указа. То и другое свидетельствовало об эпистемологической неудаче. Из политических соображений царские чиновники перестали считаться с теми формами познания степи и теми ее жителями, которые противостояли катастрофической политике, проводившейся правительством.