Знание и окраины империи. Казахские посредники и российское управление в степи, 1731–1917

По мере того как в подавлении восстания все больше чувствовалась рука государственного репрессивного аппарата, увещевания Дулатова, Байтурсынова и Букейханова стали приобретать совсем другой тон. С одной стороны, они продолжали твердить, что казахи – подданные империи, как и другие воюющие нации, и должны выполнять соответствующие обязательства. Но с ростом числа сообщений о массовых убийствах их основной посыл изменился: теперь они призывали казахов соблюдать трудовую повинность ради самозащиты [Субханбердина 1998: 342][554]. Сотрудничество с властями, на которое они были готовы, пусть даже во имя того, чтобы облегчить жизнь призванным казахам, включало вербовку двуязычных казахов для оказания помощи рабочим бригадам и обеспечения новобранцев провиантом[555]. Однако долгосрочные последствия восстания и его подавления должны были окончательно показать невозможность сближения с правительством Николая II. Вклад образованных казахов в выполнение указа о призыве, казалось, остался незамеченным [Sabol 2003: 137], так же как и их стремление добиться равенства перед законом путем военной службы.

Но худшее, вероятно, было впереди. Генерал А. Н. Куропаткин, присланный в Туркестан для выполнения указа, прекрасно понимал, чем чревато восстание, и предложил драконовское наказание:

Необходимо, чтобы туземное население твердо усвоило, что пролитая русская кровь карается не только казнью непосредственных виновников, но и отобранием земель у туземцев, оказавшихся недостойными владеть ею, как то было поступлено с виновниками Андижанского восстания. Этот принцип, твердо проводимый в жизнь при каждой вспышке туземного населения, имевшей в результате пролитие русской крови, должен заставить благоразумную часть населения удерживать неблагоразумную от попыток бороться против русской власти силой[556].

На следующий день после того, как Куропаткин подал свой рапорт, жители Санкт-Петербурга (с начала войны – Петрограда) наводнили улицы, требуя хлеба. Еще неделю спустя Николай II – теперь уже просто Николай Александрович Романов – отрекся от престола. Восстание было подавлено везде, за исключением Тургайской области, а интеллигенция по-прежнему была готова объединиться с правительством, которое обещало землю и представительство, о чем свидетельствует обращение, которое подписала группа казахов 16 марта: «Необходимо киргизам организоваться для поддержания нового строя и нового правительства. Киргизы должны подготовиться к Учредительному собранию и наметить достойных кандидатов. Спешно обсудите аграрный вопрос. Наш лозунг – демократическая республика и земля тому, кто извлекает доходы из нее скотоводством и земледелием» [Цойгелдиев 2004–2007: 219][557]. Но мало кто горевал о «разных видах зла, унижений и насилия (зорлық)», имевших место при прежнем правительстве [Субханбердина 1998: 367]. Как и в центральных областях империи, пространство для сотрудничества между общественностью на различных уровнях и монархией необратимо закрылось.