Знание и окраины империи. Казахские посредники и российское управление в степи, 1731–1917

Хотя были испробованы почти все мыслимые способы, не сработал ни один. Императивы тотальной войны, противоречивый характер отживающей свой век абсолютной монархии и давние стереотипы о том, как правильно управлять азиатами, – сочетание всех этих факторов сделало явью кошмарный сон казахской интеллигенции, мобилизацию[549]. Указ от 25 июня 1916 года касался исключительно тыловых работ. Они не были сопряжены с такой опасностью, как активные боевые действия на Восточном фронте, но также не предполагали и потенциальных наград, и, уж конечно, указ Николая II не предусматривал на будущее никаких прав, кроме строгой военной дисциплины для новобранцев[550]. Указ вышел в середине лета, когда на полях созревал урожай, а кочевники были в пути. Неожиданный указ, требовавший быстрого выполнения, не оставил времени, чтобы привести в порядок метрические книги. Это создало широкое поле для злоупотреблений со стороны казахских чиновников низшего уровня (или обвинений в злоупотреблениях, что фактически одно и то же). В некоторых районах даже понимание того, что указ выполняется плохо, не служило поводом приостановить действия: по мнению чиновников, подчинение необходимости было бы непростительной демонстрацией слабости перед местным населением[551]. Призыв инородцев на военную службу должен был продолжаться, независимо от последствий.

Некоторые влиятельные старейшины (аксакалы) поспешили заявить о своей готовности служить [Козыбаев 1998: 16], и, хотя власти подозревали обратное, газета «Казах» поддержала мобилизацию настолько, насколько царское правительство могло этого пожелать [Субханбердина 1998:321][552]. Но общие последствия недоработанного указа были катастрофическими, и кульминацией стало восстание в Средней Азии в 1916 году. В июле, по мере исполнения указа о призыве, в крупных и мелких городах начались беспорядки, а в августе они быстро охватили кочевых казахов, киргизов и туркменов. По разным подсчетам, в ходе мятежей было убито от 2 до 10 тысяч русских, в основном поселенцев; от 100 до 200 тысяч скотоводов погибло в результате расправ со стороны поселенцев и властей [Brower 2003:162; Happel 2010:15].

Хотя ясно, что непосредственной причиной восстания послужил непродуманный указ, а само восстание в разных областях проходило по-разному, есть немало доказательств, что именно переселение крестьян по системе норм и излишков вызывало у многих жителей Средней Азии долго копившееся недовольство. Таков вывод самого строгого исследователя восстания в Семиречье Й. Хаппеля [Happel 2010: 55][553]. Он хорошо согласуется с наблюдениями современников. М. Тынышпаев, например, сообщая об одном из эпизодов, подчеркивает, что первые двое убитых оказались чиновниками по переселению, служащими учреждения, заложившего основу недовольства казахов [Цойгелдиев 2004–2007, 1: 205]. Один из случаев массового насилия произошел в Семиречье, где присутствие поселенцев создало невыносимую нагрузку на скудные водные ресурсы, и об этом давно было известно [Morrison 2012а: 23–24]. Нападения на крестьян также имели место на севере, в Акмолинской губернии, хотя и там, и в Семипалатинске масштабы восстания были намного меньше, чем в Семиречье (см., например, [Агаджанов 1960: 512]). Большинство управленцев объясняло неудовлетворительное исполнение указа саботажем местных властей, но по меньшей мере один чиновник считал главной причиной присутствие поселенцев [Там же: 504–506]. Говоря о затянувшемся до 1917 года восстании под предводительством Амангельды Иманова в Тургайской области, историк Т. Уяма называет причиной мятежа не только «поспешность и небрежность подготовки и выполнения указа», но и общеколониальные проблемы; кроме того, он отмечает колоссальную роль ислама в провоцировании сопротивления [Uyama 2001: 83]. Наряду с прочими местными факторами, переселение оказалось важным фактором, спровоцировавшим восстание и определившим его ход. ГУЗиЗ и Переселенческое управление могли бы это предвидеть. Но они предпочли закрывать на все глаза.