Знание и окраины империи. Казахские посредники и российское управление в степи, 1731–1917

У всех потенциальных границ были свои преимущества и недостатки. По мнению Гейнса и Гутковского, новоустановленный несомненный факт, что казахи – один народ, вполне отвечал их стремлению к единству военного командования на протяженной и небезопасной границе и контролю над единообразным проведением реформ в ранее разделенной степи. Так, в 1866 году они представили особое мнение, в котором предлагалось объединить Оренбургскую и Сибирскую степи, а также значительную часть только что завоеванных частей Туркестана в единое степное генерал-губернаторство с центром в укреплении Верное (ныне город Алматы)[153]. Впрочем, это было мнение меньшинства в комиссии, которая склонялась, скорее, к поиску удобных способов административного разделения казахов. Мотивы для этого были разными. Крыжановский предлагал ряд обоснований для сохранения новых туркестанских территорий в подчинении Оренбургу; при этом Сибирской степи позволялось идти своим путем. Хотя он указывал на важность Оренбурга как установившейся опоры русской цивилизаторской миссии и связующего звена между казахами, живущими в предполагаемых Оренбургском и Туркестанском генерал-губернаторствах, наиболее вероятной причиной его предложения было поддержание собственного авторитета «царского наместника» [Robbins 1987] на огромной территории[154]. Чиновники в Министерстве внутренних дел, гораздо больше, чем Крыжановский, приверженные развитию гражданственности, опасались, что любое административное слияние казахских орд, ранее управлявшихся раздельно, подвигло бы те на политическое объединение с потенциально опасными последствиями для российского правления[155]. Подобные доводы, которые в конечном итоге одержали верх, были продиктованы не только стратегией «разделяй и властвуй», но и практическими соображениями[156]. Последние включали, например, невозможность наблюдения за делами Туркестана из Оренбурга, находящегося на расстоянии более тысячи верст. Кроме того, для установления границ необходимо было знать сложившиеся схемы торговли и кочевья казахов[157]. При делении степи этнографические данные были лишь одним из тех соображений, которые нужно было согласовать с другими вопросами управления, вызывавшими меньше научных споров.

Не было у Комиссии и простых ответов на вопрос о возможной оседлости казахов и тесно связанные с ним вопросы земельного и имущественного права. Специальная комиссия, работавшая в Омске – столице Сибирской степи, – утверждала, что частная собственность у казахов региона уже существует, по крайней мере, в зимних лагерях, и создание правовых институтов в ее поддержку только послужит сближению казахов с русскими и тем общественным порядком, который русские представляют[158]. Кроме того, такая поддержка позволит отдельным казахам сдавать свои земли в аренду русским переселенцам. В контексте более ранних дискуссий о колонизации и аренде становится ясно, что общественный порядок, к которому должна была привести поддержка частной собственности, был порядком, свойственным оседлой жизни[159]. В целом как природные, так и экономические условия Сибирской степи были благоприятными для отхода от кочевого образа жизни.

В ответ на это предложение Степная комиссия представила собственную совокупность фактов. Безусловно, Гире и его коллеги разделяли с сибирскими участниками дискуссии долгосрочные цели оседлости и русификации. Но они сомневались, что для этого пришло время, поскольку, по их наблюдениям, лишь немногие казахи имели какое-либо представление о собственности, выходящей за рамки общинных прав. Как сообщил Гейнсу местный информатор Али-Мухамет Сейдалин, те немногие, кто имел понятие о частной собственности, использовали это понимание, чтобы скапливать огромные богатства и эксплуатировать соседей[160]. А пока ситуация не изменилась, Комиссия, с целью предотвратить злоупотребления и облегчить тяготы и лишения кочевников-скотоводов, согласилась с давним мнением Безака: на данный момент единственно возможной формой землепользования среди казахов из-за их кочевого образа жизни является общественное использование земли[161]. В качестве меры переходного характера Комиссия разрешила казахам возводить на своих участках в зимних лагерях строения, которые, будучи приведенными в порядок, могли быть переданы по наследству или отчуждены[162]. Но крупномасштабное расширение частной собственности на землю и связанные с этим естественные ограничения пастбищного кочевья оставались делом будущего.