Теперь о сроках рекрутской службы, кои, как правило, бывают весьма значительными. Но и это вызывается отнюдь не стремлением одних людей дополнительно осложнить жизнь другим. Просто частое обновление рекрутов с точки зрения эффективности выполнения ими заданной функции никакого нового качества не даёт, но зато увеличивает затраты на набор и обучение сменщиков. И чтобы по возможности ограничить эти сопутствующие издержки, т. е. по чисто экономическим резонам, государство обычно старается растянуть срок службы отдельного рекрута до максимально возможных пределов.
А одним из главных ограничителей на этом пути становится физическая способность человека нести уготованную ему службу. Поэтому в той же русской армии, начав с пожизненного рекрутства, затем последовательно устанавливают сроки службы в 25, 20, 12, 10 и 7 лет. Ибо даже при том, что народ тогда был покрепче нынешнего, эффективно управляться с полной выкладкой рядового образца XVIII века уже после 40 лет удавалось далеко не всем. Так что уцелевших в боях со временем всё равно приходилось переводить со строевой на более лёгкие виды службы (гарнизонную, караульную и пр.). Но чем менее жёсткие требования, по сравнению с военной, предъявляет та или иная государева служба к физическому здоровью людей, тем дальше могут раздвигаться на этой службе сроки рекрутства именно “в строю”.
При этом новобранцев из простонародья побуждают служить в основном методом кнута, а привилегированных рекрутов привлекают к военной и гражданской карьере широким набором “пряников” в виде окладов, чинов, наград и т. д. И чисто внешне в положении загнанных под ружьё крестьян и барствующей профессуры трудно найти какое-либо сходство. Однако это нисколько не отменяет того факта, что государства, желающие хотя бы сохранить свои позиции в условиях энергичного промышленного развития соседей,
Вместе с тем, при большом внешнем сходстве подходов промышленно раcтущих стран к организации войны и познавательной деятельности, в содержательном плане между этими сферами возникает также одно весьма существенное различие. Ибо в армии нижние чины занимались хотя и не на высоком уровне, но именно военным делом, так что бывалый унтер-офицер при необходимости мог взять под свою команду роту, а то и батальон. А вот на информационном фронте для большинства новобранцев получение первичного образования перестаёт сопровождаться даже мимолётным знакомством с настоящими исследованиями.
При этом организаторы регулярной массовой школы, вполне возможно, не считали данное разграничение особо принципиальным и вряд ли с самого начала планировали создать такую систему пополнения научных кадров, которая одновременно отсекала бы от переднего края познания всех “посторонних”. Ведь в XVIII и первой половине XIХ века немало серьёзных открытий – особенно в области географии, геологии, биологии, истории – совершалось людьми, не получавшими специального образования, и на этом фоне плоды трудов штатных исследователей выглядели не столь уж и выдающимися. И только с приближением ХХ века безусловными лидерами в добывании новых знаний об окружающем мире становятся профессионалы, а вклад в науку пытливых дилетантов превращается в исчезающе малую величину. Так что рассмотреть такую перспективу с рубежа XVII-XVIII веков было совсем не просто. Но теперь, когда все потенциальные возможности выборочной пожизненной мобилизации учёных проявились в полной мере, самое время попробовать разобраться в выгодах и издержках от функционирования этой системы для состояния и перспектив развития всего общественного организма.
III
.
Что даёт пожизненное рекрутирование учёных.
На фоне достижений современной науки, которые, как только что отмечалось, уже более века обеспечиваются трудами почти исключительно кадровых исследователей, едва ли есть необходимость долго доказывать, что у действующей системы комплектования армии научных работников есть сильные стороны. Вот только одними достижениями дело здесь – как, впрочем, и для многих других социальных институтов – не ограничивается.
1. Неконтролируемое снижение эффективности научной работы.