Знание-сила, 1997 № 01 (835)

«Слово о полку Игореве»... Полтора десятка страниц средневекового текста, породившие десятки монографий и тысячи статей. Ставшее давно хрестоматийным, «Слово» и по сей день вызывает острый интерес и горячие споры. Главный предмет сомнений и дискуссий — время создания этого удивительного памятника русской культуры. Уж не подделка ли это, в самом деле? Не слишком ли много загадок оно преподносит, не слишком ли искусно оно для XII века сработано? Среди бесчисленных статей по проблемам «Слова» обычно привлекают внимание работы наиболее авторитетных ученых, профессионалов с «громкими» именами. Есть, однако, и исключения. В 1991 году на прилавках книжных магазинов появилась небольшая книга[• Гогешвили А. А. Акростих в «Слове о полку Игоревен и других памятниках русской письменности XI—XIII веков. М., 1991 год.], посвященная тем аспектам поэтики «Слова», которые не слишком занимали внимание специалистов по истории русской литературы. Автор книги демонстрировал наглядно и настаивал, что в известном всем тексте «Слова о полку Игореве» присутствуют «чтения», которые до последнего времени оставались невидимыми и для обычного читателя, и для специалистов. Речь шла об акростишных структурах, вплетенных в текстовую ткань поэмы, а также о специальных поэтических фигурах, предусматриваемых каноном так называемого разделенного языка.

Имя, стоявшее на обложке книги,— Арсен Арсенович Гогешвили — мало что говорило широкому читателю. Он известен как крупный специалист по пневматическим и тентовым конструкциям, на его счету несколько десятков изобретений и около двухсот публикаций по «технической» тематике. И вдруг — «Слово»!

При всей неожиданности и дискуссионности идей, выдвинутых в этой работе, уже первые страницы книги рассеивали сомнения в профессионализме автора и научной ценности изысканий «дилетанта». Сегодня Арсен Гогешвили — гость редакции нашего журнала. В беседе с ним принимают участие Г. И БЕЛЬСКАЯ и И. К ДАНИЛЕВСКИЙ.

Один из примеров акростиха в «Слове»

А. Г.: — Благодарю журнал за приглашение. Что касается интереса к «Слову», то оно — часть моего общего увлечения и восхищения «ренессансом» XI—XII веков, фантастическим взлетом «мировой» культуры, искусства и прежде всего поэзии на Западе и на Востоке. Мало кто задумывается над феноменом практически синхронного расцвета японской поэзии эпохи Хейан и французской героической жесты, многокрасочного фейерверка творчества мудреца и скептика из Гянджи и полемической лирики немецкого поэта Вальтера фон дер Фогельвецде. Ведь француз Бенуа Сент- Мор, грузин Шота Руставели, австриец Вальтер фон дер Фогельвецде, тюрок Низами, пронзительно-изысканный японец Кино Цураюки и автор «Слова о полку Игореве» — современники. Как будто в предчувствии страшной грозы, перед невиданной катастрофой, сразу зацвели все цветы, как будто поэты всего мира, не сговариваясь, решили разом пропеть все свои самые замечательные песни.

Одновременно не могут не вызывать удивления и восхищения поразительные черты сходства важнейших составляющих поэтики в культурах самых разных народов — от кельтов на берегу Атлантического до японцев на 6epeiy Тихого океана, разделенных трансконтинентальными, для средневековья вроде бы непреодолимыми, расстояниями.

Даже поверхностный анализ поэтики «Слова о полку Игореве» выявляет ее родственность синхронной «мировой» поэзии. «Слово» — полноправный типический компонент в истории христианско-героического эноса европейских народов.

Важнейший элемент поэтической техники «Слова» — звукопись, точнее говоря, система звукоповторов, связывающая его текст в некоторый эвфонический континиум. Звукопись в «Слове» притекала внимание еще первых исследователей «Слова», начиная с Д. Н. Дубенского.