Материалы ее эксперимента напомнили мне работу американского психоаналитика Карен Хорни. Анализируя невротические конфликты (а описанное нами проходит по разряду именно таких конфликтов), она убеждала своего читателя в том, что ребенок остро ощущает лицемерие своих близких, видит или догадывается, что родительская любовь, милосердие (Хорни писала о присущем западному менталитету христианском милосердии), честность, щедрость и так далее могут быть всего лишь притворством. Изнуренный мучительными для него, травмирующими условиями, ребенок ищет способы сохранить свою жизнь (в случае физической агрессии со стороны родителей проблема ощущается именно таким образом), пытается найти средства справиться с несущим угрозу окружающим миром. Несмотря на свою детскую слабость и страхи, он бессознательно нащупывает свою тактику; чтобы противостоять агрессивным силам, действующим в его окружении. Поступая таким образом, он вырабатывает не только экстремистские, в своем роде тоже агрессивные, стратегии, но и устойчивые наклонности, черты характера, которые становятся частью его личности. Карен Хорни называет их невротическими наклонностями. Иными словами, невротики-родители взращивают невротиков-детей.
Другой крупнейший психоаналитик, тоже бунтарь и классик одновременно, Эрих Фромм называл проявления всякого рода кризисов вспышками деструктивности и посвятил исследованию деструктивной социальной адаптации (есть и такой парадоксальный вид социальной адаптации) большую монографию под названием «Анатомия человеческой деструктивности». Деструктивность он видел и в американском обществе, и задавался вопросами: «Нормальны ли мы?» и «Может ли общество быть больным?», ответив в первой и второй главах своего труда «Здоровое общество» на первый вопрос отрицательно, на второй положительно. За развитие рыночной цивилизации человечество платит и психическим нездоровьем, даже безумием. Фромм демонстрирует негативные характеристики современных ему рыночных отношений, превращающих людей в роботов.
Ни Хорни, ни Фромм не были пессимистами. Они считали человека способным научиться прямо и осознанно смотреть в суть своих конфликтов с окружающим миром, вглядываться в причины его собственной агрессивности. Верна и обратная зависимость: трудности осознания и разрешения внутренних проблем чрезвычайно возрастают у невротика.
Мы все в той или иной мере подвержены невротизму. Если в данном сегменте моего жизненного пространства я невротик, мне трудно осознать мои чувства и желания. А поскольку на меня давят социокультурные нормы и я хочу быть хорошим в собственных глазах, я извлекаю из глубин сознания и подсознания спасательный круг самообмана в виде феномена неосознаваемого насилия. Когда Е. Николаева спрашивает. «Возможно ли неосознаваемое насилие?», мне хотелось бы ответить: не только возможно, но оно гораздо более распространено, чем осознаваемое! «Когда конфликты сосредоточены вокруг основных жизненных проблем, тем более сложно смотреть им в лицо и разрешать их, — пишет Карен Хорни. — Но при условии, что у нас есть достаточная жизненная сила, нет причин, по которым мы в принципе не способны были бы это сделать».
Кстати, по моим житейским наблюдениям (я наблюдаю своих двух детей семи лет и двадцати одного года и их самых разношерстных сверстников) прямое и косвенное насилие со стороны родителей лишает детей природной и Богом данной жизненной энергии, то есть буквально: насилие лишает сил и насилующего, и его жертву Вероятно, эта жизненная сила, которую мы должны же почерпнуть из какого-то источника (а без разрыва «заколдованного круга» межпоколенной трансляции насилия не обойтись, иначе мы погибнем), поможет нам сначала осознать «неосознаваемое» нами наше насилие, а потом научить «чувствительности к факту насилия» наших детей.
Рафаил Нудельман
Ещё одна элементарная загадка.
Третья, давняя и не последняя