Знание - сила, 1998 № 01 (847)

«Я ему (сыну. — И. К.) скопил пару плиточек шоколада послать в третьей посылочке. Составил целый список в чем нуждаются женушка и сыночек. Но вот одного, пожалуй, не достанешь — это костюмчика для Сереженьки. Был ордер, но не было костюмчика на Сережу. Так ордер и пропал. Что же касается чулочек, судков, платка на голову, ботинок для хозяйкиного сына и прочего, постараюсь достать. Конечно, можно быстро купить «по блату», через знакомых, но это не в моем духе. Неприятно даже слышать, когда говорят: вот достал, тот-то устроил «по блату»... Не хорошо, не честно» (22 октября 1942 года). Правда, он не выдерживает почти трехлетней разлуки с семьей, которая оказалась разбросанной (жена с меньшим сыном — в далеком сибирском Ишиме, старший сын — в Калининской области, глухонемая дочь — в Вологодской области со школой). В 1944 году у него роман. Но это человеческое...

Четвертый — образ привилегированного, который во время всеобщей беды ел не то, что все, проводил ночи в теплом Смольном, а значит, имел иные шансы на спасение, нежели все прочие.

Окончив с отличием московскую Высшую партийную школу в 1940 году, наш герой становится секретарем РК ВКП(б) в городе Выборге, который по окончании финской войны вошел в состав Карело-Финской ССР. Отходя вместе с отступающими войсками к Ленинграду, он попадает в блокаду, выехать не может.

Через несколько месяцев, в декабре, его зачисляют на работу в Смольный инструктором отдела кадров горкома партии Ленинграда. Справедливости ради надо отметить, что он не стремился специально к теплому (отапливаемому!) месту в Смольном. Он хотел бы вернуться в распоряжение партийных органов Карело-Финской ССР, но как настоящий партиец готов был работать там, куда пошлют.

С приходом в Смольный положение его кардинально меняется. Уже 9 декабря 1941 года наш герой записывает: «С питанием теперь особой нужды не чувствую. Утром завтрак — макароны или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Днем обед — первое щи или суп, второе мясное каждый день. Вчера, например, я скушал на первое зеленые щи со сметаной, второе котлету с вермишелью, а сегодня на первое суп с вермишелью, на второе свинина с тушеной капустой. Вечером для тех, кто работает, бесплатно бутерброд с сыром, белая булочка и пара стаканов сладкого чая. Неплохо. Талоны вырезают только на хлеб и мясо. Остальное без талонов. Таким образом по продкарточкам можно будет выкупить в магазинах крупу, масло и другое что полагается и подкармливаться малость дома... Качество обедов в столовой Смольного значительно лучше, чем в столовых в которых мне приходилось в период безделия и ожидания обедать» (9 декабря 1941 года).

К марту 1942 года нет уже никакой речи о «равенстве в страдании» (А. Платонов).

«Вот уже три дня, как я в стационаре горкома партии. По-моему, это просто-напросто семидневный дом отдыха, и помещается он в одном из павильонов ныне закрытого дома отдыха партийного актива Ленинградской организации в Мельничном ручье. Обстановка и весь порядок в стационаре очень напоминает закрытый санаторий в городе Пушкине.

Местность здесь замечательная. Двухэтажные с мезонином дачные домики окружены ровными, высоко вытянувшимися к нему соснами и лапчатыми елками. Отойдешь несколько шагов в сторону и домик теряется в лесной гуще. Огромная территория дома отдыха обнесена высоким забором. Но, когда идешь по этой территории, полное впечатление, что ты в непроходимом лесу... Очевидцы говорят, что здесь охотился Сергей Миронович Киров, когда приезжал отдыхать... От вечернего мороза горят щеки... И вот с мороза, несколько усталый, с хмельком в голове от лесного аромата вваливаешься в дом с теплыми, уютными комнатами, погружаешься в мягкое кресло, блаженно вытягиваешь ноги...

Питание здесь словно в мирное время в хорошем доме отдыха: разнообразное, вкусное высококачественное. Каждый день мясное — баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса; рыбное — лещ, салака, корюшка и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки, какао, кофе, чай, триста грамм белого и столько же черного хлеба на день, тридцать грамм сливочного масла и ко всему этому по пятьдесят грамм виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину.

Питание заказывает накануне по своему вкусу.

Я и еще двое товарищей получаем дополнительный завтрак между завтраком и обедом: пару бутербродов или булочку и стакан сладкого чая.

К услугам отдыхающих — книги, патефон, музыкальные инструменты — рояль, гитара, мандолина, балалайка, домино, биллиард... Но. вот чего недостает, так это радио и газет...

Отдых здесь великолепный — во всех отношениях. Война почти не чувствуется. О ней напоминает лишь далекое громыхание орудий, хотя от фронта всего несколько десятков километров.

Да. Такой отдых, в условиях фронта, длительной блокады города возможен лишь у большевиков, лишь при Советской власти.

Товарищи рассказывают, что районные стационары нисколько не уступают горкомовскому стационару, а на некоторых предприятиях есть такие стационары, перед которыми наш стационар бледнеет.