На этом письмо обрывается. Сестра Вили, когда передавала нам в Народный архив это письмо, сообщила: «Письмо брата, которое он не дописал, а мама сохранила, как и многие «труды» своих детей: рисунки, письма. Многое я уничтожила, а это не смогла… Письмо брата Сталину».
Спасибо ей за то, что не уничтожила и передала нам его в Народный архив.
Мы завершаем серию публикаций из Народного архива. Конечно, это грустная нота, но в ней все же есть возможность и для некоторого оптимизма. Мальчик Виля был лишен возможности ходить в школу из-за отсутствия штанов. Тем не менее он, без сомнения, стал частью того, кто ныне составляет один из самых образованных народов на земле. Образованных не только в смысле школьного и культурного знания, но и социального, и исторического опыта. Может быть, хотя бы в этом смысле история чему-то учит?
А Народный архив, просуществовавший десять лет и собравший, как вы смогли убедиться, такие обычные и в то же время уникальные свидетельства эпохи, придется закрыть до очередных лучших времен. Пожелаем всем нам успеть их дождаться.
Ирина Прусс
Маленький человек и власть
На исходе застоя однажды я получила хороший – и, кажется, вполне заслуженный – выговор от одного очень молодого диссидента. Я говорила что-то привычно брезгливое о власти, о том, что интеллигентному человеку лучше держаться от нее как можно дальше; поводом была немыслимая активное!ь нашего общего знакомого, решившего во что бы то ни стало дать партийному руководству несколько уроков целесообразно демократического управления. «Мы будем жить в такой стране, в какой живем, с такой властью, какую имеем, до тех пор, пока все будут думать так, как вы», – сказал мне юноша.
Потом была перестройка, и многотысячные митинги в столицах, и приступ веры во власть и единения с нею – для большинства приступ весьма краткосрочный. «Как молоды мы были, как верили в себя» – теперь выясняется, что совершенно безосновательно. Власть казалась «своей»-оказалась чужой, власть казалась «вменяемой», то есть поддающейся влиянию демократически настроенной общественности, но то ли само это влияние оказалось не слишком настойчивым и осмысленным, то ли высокопоставленные ученики – не слишком способными и увлеченными совсем другим…
Кстати, о власти «своей» и «чужой»: известный философ и социолог Юрий Левада считает такую точку отсчета фальшивой, характерной для своеобразного отношения человека и власти в прежнем закрытом от внешнего мира обществе, где никакой альтернативы существующим властям и не предполагалось. «Своим» многое можно простить; «свои» при всех недостатках (и даже преступлениях) были заведомо лучше «чужих», ближе и родней, как своя рубашка, пусть и драная. Новую власть, судя по многим опросам, подавляющее большинство россиян не воспринимает как «свою». Стереотип рухнул, лишенный прежних опор. Но другая точка отсчета – законная власть или незаконная, – принятая, как пишет Ю. Левада в очередном «Мониторинге общественного мнения», в политических и правовых режимах современного типа, пока лишь слегка обозначилась в общественном сознании.
Как же сегодня представляют себе отношения власти и общества наши соотечественники? Их претензии к властям хорошо известны. А чего бы они хотели?
Социологи находят в общественном сознании несколько противоречащих друг другу моделей власти. В одной из них человек, экономика и общество максимально избавлены от опеки государства. Вроде бы идея сугубо либеральная, но Ю. Левада предупреждает от такой ее трактовки: «Она скорее связана не с концепцией приоритета прав человека, а с более привычными попытками лукавого уклонения от обязанностей перед обществом. Представления о взаимообязательных отношениях между гражданами и властью довольно слабы».
Другие хотели бы углубить и расширить опеку государства – эта установка маленького человека по отношению к власти, кажется, до сих пор преобладает. Наконец, третья модель – «ордынская»: властные структуры требуют дани, а подданные лукавят и по возможности уклоняются от уплаты.
Во всех вариантах, представленных К). Левадой, одновременно присутствуют и отчуждение от власти, и внутренняя зависимость от нее. И отсутствует инструментальное отношение к ней как к чему-то, тебе подотчетному и тебя обслуживающему. На самом- то деле все, что государство может дать человеку по определению или по собственной слабости не может не дать, тут же ухватывается и используется, то есть на практике отношение к нему самое что ни на есть инструментальное. Но все это воспринимается именно как «ухваченное», «уворованное», «оттяпанное», а вовсе не как результат общественного с ним договора.
А власть, что ж, она, наверное, стремится соответствовать нашему о ней представлению, ибо другого, своего собственного, не имеет.»
МИНИ-ИНТЕРВЬЮ
Констатин АНОХИН, доктор биологических наук, зав. лабораторией молекулярных основ обучения и памяти Института нормальной физиологии РАМН
Каким был для вас ушедший 1998год?