Неспешно разбирая документы Народного архива, я вновь натолкнулся на «свидетельства эпохи». Лето 1945 года. Война с Германией закончилась, но в стране очередной голод. «Органы» с мест сообщают в центральный аппарат Берии, а тот систематически передает стареющему вождю информацию о случаях людоедства, убийства матерями своих детей из-за голода. Кстати, вождь, вопреки до сих пор бытующему мнению, всегда был хорошо информирован, но злобно равнодушен ко всему такому. А в это же самое время президент Академии наук СССР дает званый обед в связи с двухсотдвадцатилетием академии. Странная какая-то дата, не очень как будто юбилейно округленная. Впрочем, при желании юбилеи любого учреждения можно было отмечать за государственный счет каждые десять, а то и пять лет. Насколько я помню, вся страна с удовольствием этим занималась все советские годы.
Видимо, академики СССР тоже изголодались за годы войны, поэтому академическое начальство решило их потешить. Чем же их там угощали жарким летом 1945 года? В меню значатся: «Советское шампанское», «Коньяк Грузия К.С.», «Водка московская». Если шампанское или коньяк – напитки «интеллигентские», то «Московская» была благодаря цене и качеству сразу после войны самой любимой народом маркой. Она имела две разновидности – белую и красную головки по цвету сургуча, которым заливали легкую бумажную пробочку. Безногий инвалид войны дядя Миша с одной левой рукой лихо ударял донышком бутылки «Московской» себе по животу и, ни капли не расплескав, одним духом сливал все ее содержимое в тот же живот.
На академическом обеде вина, конечно же, подавали грузинские. И не смейте со мной спорить, лучше их нет на земле. Как музыка, как удары тамбурина, звучат названия: «Напареули», «Цинандали», «Кахетинское», «Абрау-Каберне». Кто тогда не знал, что все это любимые вина Сталина? Тем самым еще зримее проявлялось единение академического народа и вождя.
Не то что в голодные послевоенные, но и теперь вызывают душевный трепет одни названия холодных закусок: икра зернистая и паюсная; расстегай с рыбой; лососина малосольная; поросенок заливной; форшмак из дичи и т.д., и т.п. Но некоторые названия блюд звучат для непосвященных как магические формулы франкмасонов: галантин и шофруа из пулярды, канапе (всю жизнь я по наивности думал, что это название шляпы плоской формы), тарталет с дичью, сандвичи. Очевидно, борьба с «космополитизмом» не проникла на кухню ресторана «Москва» (известного, кстати, как место вербовки и встреч с информаторами людей из дома на Лубянке).
Блюда, входившие в раздел «Обед», выдержаны в более патриотическом духе: стерлядь волжская в шампанском, индейка, каплуны ростовские, рябчики сибирские, салат, кофе…
Ученый люд – тот, что работал не в бериевских шарашках, а на свободе, – питался и жил в те годы относительно неплохо. Руководство партии и советского правительства хорошо понимало: если хочешь атомную и водородную бомбы, лучший в мире танк, ракеты разных радиусов действия, роман-эпопею о великих свершениях, то хотя бы освободи человека от дум о хлебе насущном. Но в то же время он должен был постоянно чувствовать за спиной ледяное дыхание заполярного лагерного барака. В таких условиях советская интеллигенция действительно совершала чудеса.