Знание-сила, 1999 № 02-03 (860,861)

Илья Григорьевич Эренбург, известный советский писатель, в революционные годы еще более известный поэт, а самое главное, блестящий советский публицист, также представлен в Народном архиве. Правда, почти неуловимыми штрихами карандашного рисунка. Очень удачный портрет писателя сделан К.Н.Берман с натуры на юбилейном вечере в ВТО, посвященном Камерному театру, состоявшемся в шестидесятые годы. У нас хранится фотография с него, очень точно передающая утонченный профиль писателя. Мне посчастливилось видеть и слушать Эренбурга несколько раз. Особенно запомнилось его выступление в узком кругу с артистами театра «Современник», который тогда находился в старом здании на площади Маяковского. Кажется, это было тогда же, в 1961 – 1962 годах. В это время Эренбург боролся со сталинистами, с консерваторами, с Шолоховым и чиновниками из идеологического ведомства. Боролся за то, чтобы политическая оттепель превратилась в весну, за социалистический реализм без берегов. В те годы он был признанным лидером и кумиром прогрессивной интеллигенции. Три момента помню отчетливо: Татьяну Самойлову, понуро сидящую с сигаретой на подоконнике, прямое обвинение М. Шолохова в плагиате «Тихого Дона» и его убедительное сравнение творческого процесса с процессом вынашивания женщиной ребенка. А также аромат редких тогда, не наших сигарет, французского парфюма и тщательно ухоженные руки.

Много лет спустя, после его смерти, осенью 1991 года я как эксперт комиссии Верховного Совета СССР по передаче государству архивов КПСС и КГБ был приглашен вместе с другими членами для осмотра одного из хранилищ КГБ на окраине города Чехова. Оно находилось за несколькими концентрическими рядами колючей проволоки в массивном здании, на несколько этажей уходящем глубоко под землю. Нас знакомили с архивом, проявляя неспешную внимательность. Именно тогда, осенью 1991 года, в первый и последний раз был поставлен вопрос не только об архивах, но и о самом существовании этого ведомства. Тогда еще никто не знал, что многое вернется на круги своя, хотя и в другом качестве, а архивы вновь будут закрыты.

Среди прочего меня особенно заинтересовал довольно большой каталог, в котором содержались сведения о хранящихся документах, относящихся к цвету советской интеллигенции за все годы советской власти. Я не помню, кто первым значился под буквой «А», но хорошо помню, что под буквой «Я» значилась известная драматическая актриса Яблочкина. Было страшно интересно узнать, какого рода материалы хранятся в архиве в связи со всеми этими знаменитостями. И действительно, там была масса всего, о чем сейчас нет смысла говорить. Когда же я добрался до буквы «Э», увидел фамилию Эренбурга. Попросил принести эти документы. То, что Эренбург был «агентом влияния» в среде зарубежной интеллигенции, ни для кого не было секретом, да и он сам особенно это не скрывал. Ездил уговаривать то одного, то другого публично не возмущаться политикой СССР, уговаривал не выходить демонстративно из компартии и много еще за чем. В документах описывалась история о том, как он по заданию соответствующих инстанций ездил в Италию, чтобы не допустить публикации романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Он уверял издателей, что автор не ведает, что творит, и очень сильно пострадает, если книга выйдет в свет. По последнему пункту он оказался прав, но остановить публикацию ему не удалось. Никто, даже самые разумные и талантливые, не могли избежать в Советской России участия в дьявольских хороводах и не только в сталинские, но и в «либеральные» хрущевские времена. Я уверен, что Эренбург был намного чище и смелее других своих знаменитых коллег. Но в его время, как и вообще в XX веке, невозможно было скрыться не только в сибирских лесах, но и в роскошной загранице. А он так часто, в отличие от других, туда ездил, что иногда, видимо, воображал себя свободным.

Напоследок почитаем небольшое письмо ученика начальных классов.

В фонде Галкиных сохранилось детское письмо маленького Вили к дедушке Сталину. Мальчик хорошо учился, умел красиво писать печатными буквами на тетрадных листочках в косую линейку. Но с орфографией еще не был в ладах. Письмо скорее всего довоенное.

«Товарищ Сталин, меня зовут Виля. Я пишу Вам письмо о моей ЖИЗНИ, как я жил и как живу и что делаю. Живу в Улан-Удэ. Не учусь потому что нет штанов а моя БАБУШКА просмеяла что у меня голые коленки а я потом плакал. Папа мой работает в рваных штанах, но к счастью он работает на такой работе на которой можно и без штанов работать. А работает он в гараже «наркомзема» на заправочном пункте. Когда он уходит куда-нибудь я его замещаю, отпускаю бензин, автол, салидол. У меня есть сестра БАЛЬЖИМА, однажды мы играли «в челюскин» я был Сталин, а моя сестра Водопьянов. Она пришла ко мне и не знает с чего начать свой разговор. И начала, «Соса ты все сидиш? Мы ездили к вам в Москву, съездили хорошо а приехали из Иркутска с 1 коп. Мы ездили в Еланцы за Байкалом, маму вызывали туда работать, а мой папа сидел в тюрьме…»