Знание-сила, 2002 № 02 (896)

Еще важнее другое обстоятельство: знаковая рефлексия не создает принципиально новой культурной ситуации. Как в христианстве смена ортодоксии ересью не меняет сакрального типа мифологии, так знаковые опрокидывания не изменили характера и советской мифологии – «злодеи» и «герои» меняются местами, «and the show must go on» на той же сцене и с минимальными изменениями в тексте ролей.

Человек и власть – российский вариант

Мифология как средство свободной интерпретации объективно данной несвободы человека в конечном счете такова, каков тип властных отношений в данном историческом обществе. В советском обществе властные отношения имели абсолютно отчужденный характер и по определению не могли быть присвоены обывателем. Обезличенные отношения человека с властью свойственны любому индустриальному или постиндустриальному обществу, это отнюдь не чисто советское явление. Однако такого рода отчуждение весьма соответствовало некоторым особенностям русской культурной модели, изначально в нее заложенным.

Восточнославянский, а позже и русский этнос формировался в условиях, которые требовали исключительно сильной, акцентированной способности отталкиваться от чужого, осознавать свою особость. На это с самых ранних пор работали конфессиональный, а несколько позже – и государственно- политический комплексы ценностей. Русская культурная модель, наделяя основными культурными ценностями именно этническую и надэтническую общности, фактически отказывала отдельному человеку в возможности их «присвоить», превратить их в часть «я». Человек мог лишь соотносить себя с нормативными ценностями, с неизбежностью ощущая себя на некоторой от них дистанции. Титанический труд «присвоения» национальных культурных ценностей личностью новоевропейского типа был по силам единичным интеллектуалам уровня Достоевского и Толстого, причем результаты подобных актов и сейчас трудно назвать однозначными.

В то же время русская культура за века своего существования выработала ряд сильных механизмов компенсации, не дававших структурам мифологического сознания свернуться в примитивную вертикаль. Этому мешало и длительное сохранение горизонтальных социальных общинных и семейных связей, и консервация властных отношений личного характера (крепостное право господствовало вплоть до эпохи железных дорог и пароходов), и оформление своеобразной культуры «подполья», истоки которой ведут еще к раскольникам.

В результате русская культурная модель традиционно ориентировалась не столько на механизмы рефлексии, сколько на механизмы компенсации, которые и обеспечивали ее живучесть. Именно это и сыграло с ней злую шутку, последствия которой мы начинаем все сильнее ощущать. Закономерности буржуазного развития России привели к тому, что прежние системы компенсации деградировали, а новые, в частности – развитые рыночные отношения, гуманизированная трактовка религиозного чувства, так и не сложились. Ситуация осложнялась и тем, что развитие страны по капиталистическому пути многократно усиливало и без того свойственные нашей культуре тенденции к абсолютному отчуждению человека. Модель русской культуры с конца XIX века, по-видимому, пошла «вразнос», что ощущалось многими прозорливыми современниками.

Именно этот взрыв и уничтожил все, что еще препятствовало сведению русской культурной модели к вертикали, противопоставлявшей человека отчужденным от него ценностям власти, государства. Человек перестал быть субъектом отношений собственности, значительно ослабли его семейные связи. Искусственное разделение общества на «советских женщин», пионеров, ветеранов войны и труда, шахтеров, физкультурников и тому подобное привело к деградации горизонтальных социальных связей, возникающих в небольших производственных сообществах (цех, бригада).

Самая достоверная информация сама по себе не может разрушать и созидать мифы.

Люмпен – главный герой современной российской культуры Отсечение горизонтальных связей и гипертрофия вертикальных, деперсон ифицированных довольно быстро выводят на авансиену главное действующее лицо советской истории – люмпена Люмпен отвечает на вопрос: «Кто я такой?», соотнося себя исключительно с властью и ее ценностями. Советское общество было люмпенизировано снизу доверху – ведь характер личных отношений с властью определял в равной степени и сознание высокого партийного чиновника, и тип личности демонстранта, несущего лозунг «Долой КПСС!». Десять лет, прошедших с тех пор, не смогли изменить ситуацию.

Люмпен осознает себя, лишь обретая иллюзорное чувство «причастности» к власти. Отрекаясь от своей собственной человеческой природы, человек самоутверждается за счет чисто внешнего соотнесения себя с огромной мощью государственной машины.