Знание-сила, 2002 № 02 (896)

«Ах, этот первый визит к гинекологу! Так неуютно, холодно и неприятно. Просят пододвинуться поближе. Потом звеняший инструмент касается т а м… Моя правая нога толкает совершенно непроизвольно женщину в белом халате, которая просит не дергать ногами. Я лежу с влажным лбом и крепко-крепко зажмуренными глазами. Как же так можно обращаться с еще неокрепшим организмом и ранимой психикой? Врачей, наверное, этому не учат. Вопрос о том, веду ли я половую жизнь, застал меня врасплох. От растерянности я даже не знала, что сказать. Никаких мазков не делали, просто посмотрели: а что? Все ли из нас девочки? Одноклассницы выходили из кабинета красные, в расстегнутых кофточках (некоторые забывали в испуге ее застегнуть). Этот осмотр – я даже не знаю, зачем его придумали? Ни результатов, ни анализов, даже в карточке пометку не сделали».

«Первое посещение гинеколога – это настоящая психологическая травма. Училась я тогда в 10 классе. Это была женщина-врач, которая почему- то восприняла меня как, извините, потаскушку. На мое приветствие она произнесла: «Половой жизнью живем». Фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение, поэтому я промолчала. Она же ворчала на меня или не на меня, мол, шляемся мы все, где попало. Предложила мне сесть в знаменитое кресло. Я не знала, как к нему подступиться. Вскарабкалась еле-еле, ноги, руки мне мешали. Чувствуешь себя отвратительно, жутко и смешно».

«Ей все время приходилось повторять то, что она говорила. Спросила про половые контакты. Не знаю, заметила ли она мое недоумение и даже возмущение таким вопросом, но я была просто убита им. «Конечно же нет, я же незамужем, мне еще 15 лет, – думала я. – Как же можно такое спрашивать»…

«Еще один визит к гинекологу был хуже первого. В кабинете у окна сидели человек 6-7 студентов-практикантов. Зачем садить студентов-практикантов к гинекологу? Да еще и принимают 14-летних девочек… С тех пор я всегда перед дверью подобных кабинетов внимательно слушаю, раздаются ли за той дверью голоса, кроме голосов двух врачей…»

Рассказывают, одна девочка выскочила из кабинета гинеколога в коридор поликлиники совершенно голой и лишь здесь стала одеваться – настолько потеряла голову от незабываемой встречи с врачом.

«Можно предположить, – комментирует Сергей Борисович, – что подлинный смысл осмотра заключается не в получении медицинских сведений или профилактике, а в психологической «ломке» девочек, своеобразной семиотической дефлорации».

Но это уже другая тема: о репрессивной в самой основе своей школе и репрессивной медицине, о полном отсутствии у общества, с которым непосредственно встречается подросток, подлинного интереса к его личности и его переживаниям, о готовности взрослого мира в любой момент оскорбить и унизить девочку, становящуюся девушкой…

Из Записок Авиаконструктора

Юлий Шкроб

Подарок

Мрачной зимой 1942-1943 годов фронту позарез нужны были самолеты, но грозные Яки не мчались на всех парах на Север, а загромождали двор завода имени Димитрова в Тбилиси из-за пустячного дефекта. Его не удавалось устранить, пока на завод не пришел талантливый руководитель.

Над руководством завода собрались грозовые тучи: позарез нужные фронту машины военпреды не принимают из-за течей в кранах бензосистемы! Этот кран и прежде бывал причиной задержек – бронзы не хватало. ОКБ заменило ее алюминием. Бронзовые иногда чуть подтекали, алюминиевые истекали бензиновыми слезами постоянно. На завод съехались специалисты из институтов, заводов, ОКБ, наркомата, НКВЛ, ПК ВКП(б). Дни и ночи – в цехах. Споры, ругань, рапорты в разные серьезнейшие адреса. А краны текут.

Тов. Саладзе – новый директор (первый шахтер из награжденных орденом Ленина грузинских стахановцев, теперь член ЦК КП (Грузии), первый свой визит нанес в цех, где годы спустя работал технологом автор этих строк.

– Цолак,-сказал он четырнадцатилетнему слесарю, на верстаке которого лежали злополучные краны, – видишь этот портсигар (кованый, из червонного золота, XVIII века)? Он твой, если завтра военпред примет хоть один кран!

Выпускник ремесленного училища увидел надпись, красиво выгравированную на двух языках: «От Красной Армии и от меня лично за исключительные заслуги перед Советским Народом в деле создания оружия победы…», дальше – пропуск для имени награжденного и размашистое факсимиле директора. Юноша заплакал – ему хотелось получить уникальную вещь, еще больше – помочь фронту, но он не знал, как.

– И не надо тебе знать, – отрезал директор, – твой дед знает, его спроси. Собирайся побыстрее, машина ждет.

Мастер Торадзе, слесарь Гарибян, вооруженный охранник с образцами деталей отправились в Авлабар – древний район армянских ремесленников, торговцев, бандитов. Старому мастеру пообещали златые горы, если он согласится поработать на заводе, пока внук освоит технологию.

– Ничего, – ответил он, – не надо. Что полагается, отдавайте Цолаку, а работать могу только дома, и без свидетелей. Даже родному внуку секрет открыть пока не могу!