Знание-сила, 2004 № 03 (921)

Ориентируясь на Полярную, карбас — пятиугольное суденышко с двумя большими на носу и корме веслами — не спеша двигался по реке. Можно было наблюдать за берегами — причудливые нагромождения известковых столбов, пиков и обелисков тянулись нескончаемо. Подходила к концу последняя экспедиция Черского — действительного члена Академии наук и нескольких научных обществ. Заканчивался его жизненный путь. Из Среднеколымска в Верхнеколымск он плыл уже смертельно больной. До этого с женой и двенадцатилетним сыном прошел вниз по Лене до Якутска, потом с реки Алдан через бассейн Индигирки — в Верхнеколымск. Путь пересекли высокие горы, где Черский обнаружил остатки прежнего оледенения и в отчете об экспедиции, вопреки своим взглядам на прошлое этого края, описал действительное настоящее. Услышав о находке какого-то охотника Санникова, пишет ему через всю Сибирь: «Милостивый государь Михаил Михайлович! На Колыму проник слух, будто Вам посчастливилось открыть хорошо сохранившийся труп мамонта... Если этот слух не принадлежит к числу возможных выдумок, покорнейше прошу Вас уведомить меня письменно в виде ответов на нижеследующие вопросы...»

Скрупулезно, со свойственной ему обстоятельностью, любовью к точным и непреложным фактам Черский спрашивал: где найден мамонт? целый ли он? есть ли бивни? сохранились ли хобот и уши? есть ли хвост и покрыт ли он шерстью, и какой длины волосы на кончике хвоста?

Прошли около двух тысяч верст по местности, никем не исследованной. По дороге открыли несколько горных хребтов и месторождений каменного угля. Продуктов в обрез, сахар для почетных гостей. Записывает в дневник; «Довольствуемся лишь нравственными наслаждениями».

В Верхнеколымске Черскому стало совсем худо, он исповедался у местного священника и взял с него слово оказать помощь жене и сыну. Но в завещании подчеркнул: «В случае моей смерти, где бы она меня ни застигла, экспедиция под управлением моей жены Мавры Павловны Черской должна все-таки непременно доплыть...»

Когда его вносили на карбас, он, захлебываясь от кашля, наказывал: «Я буду наблюдать, а вы плывите вперед! И когда буду отходить, когда настанет мой последний час — вперед!»

Он до последних дней записывал путевые наблюдения, а когда изнемог, это делала под его диктовку жена. «...Июня 25-го. Всю ночь муж не мог уснуть, сильные спазмы. Пристали к правому берегу. Обнаружили кости бизона. Пробы 238,239,240. Еще пробы. Еще и еще... Муж умирает».

Они пристали к тихой речке с символическим названием Прорва. Черский лежал, закрыв глаза. Вдруг открыл и стал делать распоряжения помощнику: какое лекарство давать жене, если после его смерти с ней станет дурно. А та тихо объясняла сыну, что ему надо сделать, если сама не переживет отца. Черский услышал. Поднял голову и ровным голосом сказал: «Саша, слушай и исполняй!».

Когда он скончался, над Колымой поднялась буря. Снежная буря в конце июня. Тело Ивана Дементьевича было накрыто корой, чтобы предохранить от дождя и снега.

На четвертые сутки буря стихла, и лодка двинулась дальше по Колыме. Дальше, дальше, вперед, как он того хотел.

Они плыли, причаливали к берегам, брали пробы пород. Мавра Павловна продолжала вести дневник. «Взяли раковины с суглинком и торфом. Проба 250»... «Июля 8-го. Дождь»... «Июля 9-го. Дождь»... «Июля 10-го. Дождь»...

На Омолоне тело Черского пролежало еще трое суток, пока местные жители копали могилу и ладили крест.

В небе сияла Полярная звезда.

Засечка последняя

«Млечная мглистость. Скользкие льды. Злобной метели иглы колючие...» — написал о Колыме другой ссыльный, минеролог Петр Драверт.

Колыма могла быть Клондайком.

Ей суждено было стать ГУЛАГом.

Памяти Черского было посвящено заседание отделения Императорской Академии наук 16 декабря 1892 года. Мавра Павловна подготовила отчет об экспедиции, высоко оцененный, дожила до глубокой старости и скончалась в 1940 году. Сын ее Александр стал путешественником-зоологом. Как и у отца, у него была удивительно короткая жизнь: в 1921 году он утонул у берегов Камчатки на пути с Командорских островов.

Видна ли засечка?

Капитан дает мне бинокль. «Вон, вон, смотри, от воды три пальца!» — «Не вижу». Приближаемся к скале. «Да вон они» — показывает капитан.

Подошли вплотную: трещинка.

Для одних трещинка, для других засечка. Для чего? О чем?

Об уровне человеческого духа.

Век прошел, но уровень не должен снизиться.

На скале выбито моими знакомыми: 1879 — 1999. Значит, продолжается. И об этом тоже засечка.

Подумаешь, какая-то засечка на утесе. Один выдолбил. Другой. Третий. Но получилось нечто вроде лесенки над холодной водой.

До неба, конечно, далеко. Но вершина хребта названа пиком Черского. И никому в голову пока не пришло переименовывать вершину.

Академическая лекция в лицее

Сергей Аверинцев

Христианство в истории европейской культуры Фрагменты лекции, прочитанной в одном из московских лицеев (печатается в сокращении)

За два часа лекции исчерпать ее темы мы не можем.