Эх, если бы сейчас имперская церковь поторопилась с крещением болгар на Дунае или хазар в Тавриде — так, как торопится беззащитная Римская церковь с крещением западных европейских варваров! Тогда Православное содружество наций, медленно отступая на востоке под давлением Ислама, стало бы (возможно, даже быстрее) наступать с юга на варварскую глубинку Центральной Европы. И в последующем разделе великого субконтинента на католический Запад и православный Восток соотношение сил могло бы склониться в пользу Востока! Увы, этот вопрос не включен в повестку 6-го Вселенского собора: император и патриарх уделяют так много внимания очищению своих рядов, что им недосуг помыслить о расширении имперских и церковных границ по линиям наименьшего сопротивления. Этот шанс национального возрождения в VII веке Византия упускает ввиду затянувшегося выяснения отношений между народом, властью и церковью. А упущенное однажды, как правило, не возвращается вновь...
Перенесемся в третий имперский центр VII века христианской эры: в царственный город Чанъань, стояший на берегу Хуанхэ. Имперская система в долине Желтой реки и к югу от нее существует уже девять веков, и весь этот срок неплохо обходится без государственной религии. Конечно, в Поднебесной ойкумене есть разные заменители церкви, но все они не приспособлены для экспорта в варварский мир. Конфуцианство и даосизм заменяют религию придворным либо мудрецам; буддизм нравится аскетам, женщинам и неуемным просветителям. Но чем может китайский император или его посол соблазнить боевого вождя тюрок или тибетцев, уйгуров или корейцев? Если нет понятной даже варвару святыни, остаются либо выгода, либо слава. Умеренных мужей привлекают китайские промтовары, а героев — возможность неслыханных подвигов в рядах имперской армии.
В итоге воевода-кореец геройски воюет против тибетцев на юго-западе Поднебесной, а старейшина покоренных тюрок успешно сражается с тюргешами в степи у озера Балхаш. Но обмен людьми и идеями не бывает односторонним: почти каждый степняк или горец, получив то или иное образование в Поднебесной и вернувшись в родные края, становится лидером того или иного возмущения соплеменников, превращает их инстинктивные поступки в целенаправленный и успешный натиск на Китай.
Так случилось в 682 году на пепелище Первого Тюркского каганата, незадолго до того раздавленного военной мощью империи Тан. Один из многих непримиримых удальцов — молодой атаман Кутлуг, скитаясь по Атайской степи с отрядом в 17 бойцов, встретил соплеменника чуть постарше себя — Тоньюкука. Лет через сорок этот грамотей написал в автобиографии следующие слова: "Я был воспитан для державы Табгач (Тан), потому что народ тюрок был в подчинении у народа табгач. Кутлуг, присоединив 700 человек, сказал: "Приставай ко мне!" — Не каганом ли мне его пожелать? — спросил я в сердце своем. Даже если хан знает, что бывает тощий бык и бывает жирный бык — он не знает, который бык жирный и который тощий. Так как Небо даровало мне знание, то, несмотря на малые способности хана, я — мудрый Тоньюкук — сам захотел его Счастливым ханом..."
Один герой, один умник и несколько сот обездоленных степняков — вот почти все, что нужно для возрождения сильной кочевой державы. А еще нужен некоторый нравственный упадок в стане врага. Он начался задолго до 682 года, когда бывшая возлюбленная нового императора Гаоцзуна (третьего в династии Тан) после недолгого заключения в буддийский монастырь встретилась там со своим принцем и прибрала его к рукам. У-хоу (Боевитая княгиня — таков стал титул новой владычицы) ревностно заботилась о любимом супруге до его смерти. Но, овдовев, она не пожелала оставить власть, а начала то сводить с престола, то возводить на него многочисленных сыновей Гао-цзуна. Эта чехарда длилась с 683 по 705 гол: понятно, что за это время моральное состояние пограничных воевод упало очень низко, а степняки и прочие соперники Поднебесной империи воспряли духом.
Такова одна из плоскостей, в которых колеблется маятник власти Поднебесной. Есть и другие плоскости: при дворе могут хозяйничать не дамы, а евнухи или алчные фавориты, буддийские монахи либо экстремисты — конфуцианцы. У всех них одни порок: простой люд, войско и ученое сословие не считают их законными обладателями священной власти. Обида на самозванцев вызывает упадок патриотизма: империя слабеет, усиливаются ее конкуренты. Трехвековая история державы Тан содержит не менее пяти периодов упадка. Если только один из них привел династию к гибели, то лишь потому, что численность населения и экономический потенциал Китая намного превосходит суммарный потенциал его соседей.
Скачущий конь. Рельеф из погребения императора Тайцэуна, Сиань, 637 г.