Знание-сила, 2006 № 07 (949)

В своей довольно претенциозной теории Ходаковский применил археологический метод к анализу языка и массового сознания. Отметим также и его подход. В стране, в которую он пришел с армией завоевателя, но стал пленником, в стране православной, он, поляк — стало быть, католик, стал искать корни того, что могло его с ней роднить. Он занялся поиском того, что он называл (по-русски!) «славянщиной дохристианской». То есть он обратился к тому, что считал пантеоном языческих божеств, которые, по его убеждениям, были и божествами мест. Топонимия, гидронимия, по мнению Ходаковского, сохраняли этот пантеон, опушенный на землю, на воды.

Говоря современным языком, он выявил системные связи внутри этой пространственно-религиозной, земной и одновременно неземной системы. И он пользовался этим комплексом как научным инструментом — утверждал, что может предсказывать: спросит, как называется, скажем, ручей, и после этого скажет, как все вокруг называлось прежде. Он утверждал, что такие предсказания его неоднократно сбывались. Его труд по гидронимии центральных областей России с именами записанных им каких- то ручейков, притоков больших и малых рек огромен, это толстенный фолиант.

Его теория объясняла и размещение фокусов этих локальных топонимических сетей, которые он называл городищами: это святилища, где отправлялся языческий культ и где впоследствии ставились православные храмы. Он, католик, объяснял православным, апеллируя к их прошлому, почему их православные церкви всегда ставятся на «замечательнейших местоположениях».

Эти исследования никто не оплачивал. Днем Ходаковский занимался сбором информации, на ночь просился (он же дворянин) на ночлег в барскую усадьбу и, как правило, получал туда приглашение. Откушав с хозяевами ужин, он им излагал свою теорию. Рассказывают, что он ее не просто объяснял, но настойчиво навязывал: он был неугомонным, но и бесцеремонным человеком. У него не было смены одежды, и ко всем обращался он одинаково: «Сударь». Своей экстравагантностью он производил сильнейшее впечатление на дворянскую общественность. Слухи о нем стали опережать его движение и поднимать ся вверх по социальной иерархии. Им заинтересовался канцлер, граф Кочубей; князь Потемкин. Он побывал в столицах, произвел фурор в главных салонах; произвел впечатление на Гоголя и Пушкина. У Пушкина есть строчки: «...но каюсь, новый Ходаковский, люблю я с бабушкой московской потолковать о старине», Пушкин понял, чем занимается этот человек, и понял способ, которым он работает. Говоря нынешним языком — опросный метод, метод интервью.

Суггестивная сила Ходаковского была, видимо, очень велика, слава достигла самых высших на тот момент органов слуха, и он получил стипендию на продолжение своих исследований от высочайшего имени. Пока это решалось, он умудрился отыскать какие-то ошибки в названиях рек у самого Карамзина, в его «Истории государства Российского», критиковать которого тогда было чем-то невообразимым.

Он получил деньги на раскопки городищ, на сбор информации, и это было высшей точкой его карьеры, после которой она начала рушиться. Экспедиция не задалась по многим причинам, в том числе по семейным: он женился, кажется, неудачно, погиб родившийся в дороге ребенок. Его отчеты не устроили тех, кто снаряжал экспедицию: видимо, на письме он был менее красноречив. Финансирование через некоторое время закрылось.

Кончал свою жизнь он как настоящий исследователь. Его уже никто не слушал в салонах, ему не платили деньги из казны, он устроился управляющим к какому-то помещику, что тоже не очень хорошо получилось. И полуголодный, имея чуть не ли единственную одежку, он продолжал собирать информацию о топонимах. Он уже не мог путешествовать, но нашел место, где концентрируются нужные ему информанты: на Болотном рынке в Москве. Туда приезжали крестьяне из многих губерний. Он подходил к ним и спрашивал: «А в ваших местах как называются речки, ручейки?» Выглядел Ходаковский не как барин, а как какая-то сомнительная личность, и его сдавали в полицию. Но поскольку его отправляли в один и тот же участок, там его знали и быстро отпускали.

Узнав о его кончине (1826), Александр Пушкин сносился с Гоголем, чтобы выкупить его архивы у вдовы. Вдова дорожилась, не продала. Архивы куда-то на долгое время пропали.

Только через много лет они были обнаружены, и лишь тогда выяснилось, что под именем Зориана Доленга-Ходаковского скрывается Адам Чарноцкий, воевавший вместе с французами и вроде бы не отбывший наказание. Биография сомнительная, и о нем замолчали как минимум на полвека.

Элфред Кинси

В 1930 годы в Соединенных Штатах Америки работал молодой биолог Элфред Кинси. Он был специалистом по насекомым, происходил из хорошей американской пуританской семьи и был стопроцентным позитивистом. Когда он стал уже авторитетным ученым, в конце 30-х годов, летом, когда нет занятий, но народ в университетском городке (кампусе) есть, его назначили заниматься проблемами социальной жизни кампуса.