Знание-сила, 2006 № 08 (950)

Яркий свет ослепил Соколова. Он струился через громадные во всю стену окна лаборатории. На длинных стеллажах во множестве размешались лейденские банки и элементы Вольта, соединенные меж собою медными шинами-пластинами. На полу стояла электростатическая машина. Ее эбонитовый круг, малой частью утопающий в овечьей шкуре, поражал своими размерами — не менее трех аршин в диаметре. Металлическая гребенка едва касалась его и через латунный стержень соединялась с крайней банкой. Рядом стоял гранитный вазон, к которому вели шины от гальванических элементов. Заглянув внутрь его, Соколов обнаружил, что он наполнен бело-серой массой, очень похожей на жир. Возле вазона стоял деревянный столик с медной столешницей, покрытой слоем крупинок магнитного железняка. К столешнице вели шины из вазона. Чуть поодаль на диоритовой подставке покоился человеческий череп. Его пустые глазницы отрешенно взирали на мир, и, как показалось Соколову, в их чернеющей бездне угадывалось некое таинственное знание о мирской суете. В лобной и теменной частях черепа виднелись для чего-то высверленные небольшие отверстия. Все свидетельствовало о готовности к проведению научных опытов.

— Здесь я провожу исследования, способные перевернуть представления человечества о мироздании. И вы мне поможете в этом, господин Соколов, — начал пояснения хозяин.

— Чем же я могу быть полезен, простите, запамятовал ваше имя...

— Ах, да! Франц Карлович фон Нойман. Это мой ассистент Мигель, — Соколов обернулся и обнаружил за спиною мускулистого арапа, бесшумно вошедшего в лабораторию. — Он из новозеландцев. Знаете, при соблюдении определенных условий дикаря можно вполне сносно образовать.

— Каковы же результаты исследований?

— Впечатляющие! Как хорошо, что вы медик — обладатель трезвого, материалистического рассудка! В этом вазоне покоится воловий мозг, что доставили мне с живодерни. А это, — у хозяина таинственной лаборатории появилась в руке небольшая серебряная воронка, поперек раструба которой была натянута тончайшая струна, — орган слуха. Посредством его я общаюсь с этим... с этим... — Нойман наморщил лоб в затруднении. Он еще не придумал, как следовало бы назвать свое изобретение.

Увлекшись, ученый довольно долго рассказывал об открытии. В какой- то момент повествования он сбился и пустился в пространные рассуждения о том, что люди часто забывают о непреложной истине — поберечься случая, и не берут в расчет сушеств низшего порядка. А это опасно, ибо тот же Мигель, дикарь и неуч, но, хоть и вульгарно, а разумен. Коли так, то всегда в состоянии нагадить людям мыслящим. "Мир соткан из случайностей. В том числе, "быть или не быть" — вопрос из этой плоскости. Быть гармонии или хаосу — порою зависит от какого-нибудь... какого-нибудь... — подбирал слово ученый и наконец выпалил, — извозчика, черт побери, какого-нибудь!" Затем фон Нойман вернулся к предмету разговора и рассказал об усовершенствованном микроскопе швейцарского оптика Штокмана.

— Вон он этот снаряд, — Франц Карлович махнул рукой в угол, где под темной накидкой виднелось что-то громоздкое. Там же стояло деревянное кресло с высокой спинкой. У изголовья был прикреплен бронзовый обруч, к которому подходили медные электроды. — Именно благодаря этому оптическому прибору мне удалось обнаружить, что нервная ткань состоит из множества клеток, соединенных тончайшими нитями. Тогда-то мне и пришла мысль воздействовать на "монады"*, так я назвал эти клетки, электричеством.

Соколов почувствовал, что в лаборатории появился еще кто-то. Он обернулся и увидел старика Голова. Тот невозмутимо прошел в угол, где стояло кресло, и стал к подлокотникам прилаживать крепкие ремни из невыделанной кожи. Внезапно голос Ноймана сделался резким. Семен Игнатьевич в удивлении поднял глаза и обнаружил перед собою преобразившегося человека. Франц Карлович был воплощением осатанелого зверя — всегда колючие глаза его горели огнем преисподней. Лицо стало угловатым, маска какой-то дьявольской сосредоточенности вдруг застыла на нем, резко сменив выражение благодушного обаяния. Такое лицо можно увидеть у каторжника, не один год проведшего в кандалах на руднике.

— Мозг животного пробудился и включил не используемую часть. Впрочем, я проведу небольшой опыт для ясности.

Хозяин подошел к вазону и погрузил в мозг слуховую воронку. Затем обратился к Мигелю: "Что ты читал ему сегодня?". — "Газеты, Eccelenza", — последовал ответ.

— Твое мнение? — негромко сказал он в раструб, и тончайшая нить завибрировала, испуская волны. Бегущие к крошечной улитке на конце они устремились в мозг, минуя волокна слуховых нервов. Подошедший Голов замкнул контакты возле столика. Послышались щелчки разрядов. На медной столешнице крошки магнитного железняка зашевелились, собираясь в кучки, затем распались и опять собрались вместе. Через мгновение Соколов пришел в крайнее изумление, увидев, что песчинки выстраиваются в слова: "Слепец. Мыслимо ли повелеть рабу быть свободным? Рабство в душах".