Знание-сила, 2006 № 08 (950)

— Каково! Вот кто рассудил либералов с крепостниками! — воскликнул изобретатель. — Я заставил этот сгусток жира думать! А теперь представьте скрытые возможности человеческого мозга. Стоит его немного встряхнуть, и...

Вот оно что! Стало ясно, к чему клонит Нойман. Семен Игнатьевич почувствовал чесночную вонь вперемежку с водочным перегаром и запахом дешевой колбасы. Он хотел обернуться, но что-то тяжелое навалилось сзади, сковав его.

— Не балуй, барин, — донесся где- то уже слышанный им голос. Соколов скосил глаза и увидал давешнего извозчика с бульвара. Однако лихо разыграла дурака вся эта шайка мерзавцев! В отчаянной попытке освободиться, Семен Игнатьевич, что есть силы ударил каблуком по голени мужика. От неожиданности и боли тот взвыл и ослабил хватку, чем не преминул воспользоваться пленник. Он вырвался, подбежал к вазону и выдернул оба электрода из него. Перекошенное злобой лицо стремительно приближалось. Соколов в отчаянии зажмурился и ткнул электродами в ненавистную рожу. Раздался треск, затем рев ополоумевшего извозчика, а после удар замертво падающего тела.

Соколов открыл глаза и увидал старика. В руке тот держал большую стеклянную колбу, закупоренную каучуковой пробкой. Он силился открыть сосуд и никак не мог справиться с затычкой. Но верный Мигель вырвал его из дрожащих рук Голова, раздался хлопок и "веселящий газ" пахнул на Соколова. Сознание помутилось. и он лишился чувств.

"Архип?", — донесся сквозь пелену затуманенного сознания Соколова голос Ноймана. — "Отлежится", — отозвался старикашка Голов. Семен Игнатьевич приоткрыл глаза и, постепенно приходя в чувство, обнаружил себя сидящим в кресле. Руки его были привязаны к подлокотникам, голову сковывал обруч. В ушах стоял шум и пронзительная боль временами ощущалась в лобной и теменной областях.

День дряхлел. Освещенность лаборатории заметно потускнела. В синеватом воздухе контуры оборудования виделись неопределенно. Неопределенность — сестра страха. Теперь Соколов совсем иначе воспринимал пустоту глазниц черепа на каменной подставке. В их бездне не было таинства, но ужас истекал из их черноты. До его слуха донесся шепот Голова: "Рано, эх, рано, ваше превосходительство, изволили профессора Петрова извести, — при этом старик кивнул в сторону черепа: — Пригодился бы еще".

Вивисекторы, как мысленно окрестил Ноймана и Голова Семен Игнатьевич, орудовали возле электростатической машины. Наконец что-то щелкнуло, и гигантское колесо тронулось, шурша по шкуре. Нойман обернулся.

— Ага! Вот вы и в сознании, — в радостном возбуждении констатировал он. — Видите ли, нервная ткань скота довольно быстро погибает. Затрудненный диалог, обучение... На все уходит уйма времени.

— Вы... вы... — с трудом разомкнув слипшиеся губы, прошептал Соколов, — вы рискуете потерять право быть благородным человеком...

— Все готово, Eccelenza. Медь в голове, — раздался голос Мигеля.

— Ну, с богом, или с чертом, это кому как угодно. Замыкайте, Голов! - крикнул Нойман и, обращаясь к несчастному Соколову, добавил: — Вы даже не представляете, какого могущества достигнет мой гений! Что такое профессор Петров?! Так, мелкий путаник, заурядный алхимик... Жалким ничтожеством предстанет сам Бонапарте...

Пушечным ядром разорвался электрический разряд в мозгу Соколова. Затем последовала невыносимая серия разрушительных ударов, сила которых с каждым разом усиливалась. Разум тускнел. Семен Игнатьевич изнемогал, пока в какой-то момент он вдруг почувствовал, что очередной разряд не несет страданий. Скорее наоборот, ему почудилось, что щелчки доставляют некоторую приятность.

— Коллега, прошу вас, опишите снизошедшие на вас ощущения.

— Вы болван, Нойман! Мозг умирает от переизбытка мыслительных процессов. Если на вас нагрузить пять пудов железа и отправить на прогулку, то во что превратится вся эта груда протоплазмы? Так и с мозгом. Я вижу путь, коим следует идти, дабы создать думающую машину. Монады легко можно сконструировать. Это всего лишь сумматоры электрических сигналов. Да ведь там зарождается сознание! Отключайте! Через минуту будет поздно...

Рука Ноймана потянулась к рубильнику, но замерла. Пришедший в себя Архип прижал её своей могучей лапищей к рукоятке. Разряды все нарастали. Соколов уже потерял сознание, а мозг его продолжали разрушать убийственные импульсы. Вскоре нейроны-"монады" прекратили реагировать. Мозг омертвел — вот она, цена случайности...