Знание-сила, 2007 № 03 (957)

Но главное, это, разумеется, эффективность. Поскольку ни в одной европейской стране, кроме СССР, налога на бездетность не было, сравнить демографическую пользу от этого налога с демографическими потерями от его отсутствия ничего не стоит. В 1940 году в Европе были еще страны с довольно высокой рождаемостью: в Италии и Испании на 1 женщину приходилось 3,1 рождения, в Португалии — 3,2. Только до России с ее 4,3 рождения на женщину всем им было далеко. Франко из кожи лез, поощрял своих подданных женского пола за большое число детей орденами (в копилку депутату Чуеву), но налога за бездетность ввести не догадался и отстал от Советской России. Да и нам наши налоги нелегко дались. Как гласила Большая Советская Энциклопедия, «разгром троцкистско-бухаринских вредителей был одним из необходимых условий для успешного использования налоговой политики в интересах строительства социализма». Это необходимое условие, слава Богу, было создано, соответствующий налог введен, и четверть века спустя, в 1965 году, можно было воочию убедиться в его эффективности. Рождаемость в России стала ниже, чем в большинстве европейских стран.

Приходится даже признать, что именно в это время была перейдена граница простого воспроизводства населения и началось неуклонное движение к тому, что теперь принято называть «демографической катастрофой», хотя налога на бездетность тогда никто не отменял. Уже из одного этого следует, что его надо восстановить. Верую, ибо нелепо — это так созвучно мысли профессора Рыбаковского о неожиданных идеях.

По некоторым признакам судя, недостатка в подобных идеях в ближайшее время у нас не будет благодаря развитию гражданского общества. Это же вам не советское время с его безальтернативными выборами, когда все идеи — и ожидаемые, и неожиданные — могли исходить только из одного центра.

Сейчас не то. Сейчас в демографию пошел наполненный электоральной энергией середняк, и он принес с собой столько неожиданных идей и так энергично их озвучивает, что это грозит буквально парализовать работу нашей рубрики «Что мы знаем о лисе?» Еще совсем недавно с приближением очередного выпуска Демоскопа все его сотрудники лихорадочно и порой безуспешно искали материал, достойный помещения в эту коллекцию шедевров. А сегодня мы с изумлением наблюдаем образовавшуюся очередь претендентов на места в коллекции и начинаем опасаться, что даже очень достойные экспонаты, уже взятые нами на учет, не продвинутся дальше запасников.

Но мы сделаем все, от нас зависящее, чтобы обиженных не было.

Демоскоп Weekly № 221-228

ДЕНЬ ЗА ДНЕМ: АНТРОПОЛОГИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ

Елена Ускова

Кукла

Взрослые ничего не понимают в куклах. Наверное, потому, что это им не очень нужно: они вспоминают об игрушках, когда отправляются в гости, в дом, где есть дети, заскакивают по дороге в магазин и ориентируются прежде всего на цену: чем дороже, тем, по их понятиям, лучше игрушка. Еще у них есть идея, что игрушка должна быть как можно более точной копией «взрослого» предмета — если уж стиральная машина, то чтоб стирала, утюг, чтобы гладил и телефон, чтоб звонил.

Я всегда чувствовала, что это неправильно, а недавно нашла подтверждение в работах детских психологов.

Кукла может быть похожа на настоящую девочку, а может быть просто кульком из тряпок — до какого-то возраста ребенок будет с одинаковым вдохновением кормить, укачивать, закутывать в одеяло своего «ребенка», каким бы тот ни был. Психологи вообще считают, что некоторая доля условности обязательна в игрушке — развивает воображение и содержит множество вариантов разных игр и превращений.

Кукле больно?

Антрополог Маина Чередникова пишет о том, что в разном возрасте девочкам нужны разные куклы, и играют с ними девочки по-разному. От года до двух им вообще все равно, кукла это или любой другой предмет. Если они постановили, что это «ребенок», они повторяют действия взрослых по отношению к ним самим. Игра кончилась — и они могут тащить своего «ребенка» за ногу, за подол платья без всякого к нему внимания.

Мама, разумеется, тут же крикнет: «Не смей! Кукле больно!» Трех- и даже пятилетний малыш этого не понимает и, как утверждают психологи, понять не может. Известно, что в яслях детки, оказавшись в одном манеже, пытаются поиграть друг с другом именно как с предметом, с игрушкой: «вынуть глазик», схватить, ударить — не потому, что от природы агрессивны, а потому, что другой ребенок для них действительно живой предмет, а не такой же человек. Крупнейший детский психолог Жан Пиаже показал, что даже семилетний ребенок все еще остается эгоцентристом, который не в состоянии встать на позицию другого. В одном из его экспериментов дети 5 — 7 лет играли в семью, в которой у каждого из них были два брата (положим, Жан и Пьер). Когда же их спрашивали, сколько братьев у Жана, они уверенно отвечали, что у него нет братьев вообще.