Сталина в Москве тоже знают немногие. Он всего лишь генеральный секретарь Центрального Комитета правящей партии большевиков; его дело — связь между ЦК и местными партийными организациями. Но кто владеет связью — тот может информировать либо дезинформировать своих подчиненных и начальников, как ему вздумается! Очень скоро блистательный диктатор Лев Троцкий, деловитый министр Лев Каменев и даровитый пропагандист Григорий Зиновьев заметят, как сталинская бюрократия одолевает и глушит их запоздалые революционные проекты.
Столь же революционный проект воплощает в Москве группа удалой математической молодежи, назвавшая себя Лузитанией — в честь своего командора Николая Лузина. Этому ровеснику Нильса Бора повезло изучить свое ремесло в Париже (из уст Пуанкаре) и в Геттингене (из уст Гильберта). Обе заграничные поездки Лузина пришлись на периоды безвластия и безработицы в Московском университете. Сначала его потрясла революция 1905 года, потом — контрреволюция 1911 года. После таких опытов Лузин не пал духом в военные годы, очутившись в научной изоляции на острове Москва.
Здесь он ощутил себя Робинзоном Крузо — в окружении многих разных «пятниц», талантливых и жадных до нового знания. В арбатской квартире Лузина заработал студенческий семинар математиков, подобный кружку Резерфорда в Кембридже или кружку Бора в Копенгагене. Здесь изучают и перестраивают теорию множеств и функций будущие российские академики: Петр Новиков и Павел Александров, Андрей Колмогоров и Лазарь Люстерник, Дмитрий Меньшов и Александр Гельфонд. По мере надобности они вторгаются из анализа а алгебру или в топологию, в логику или в теорию вероятностей. Так работал Гильберт; так должны работать его научные внуки и правнуки!
Чуть завершилась Гражданская война — Лузин с учениками совершил десант в Петроград, восстановил единство московской и питерской научных школ на фоне революционной разрухи. Скоро «дети» Лузина сами станут отцами новых научных школ. Они найдут своих «пятниц» не только в рядах студентов, но и среди смышленых школьников. Через 10 лет российское научное содружество породит уникальную систему математических кружков и олимпиад — пример для подражания всех научных школ ХХ века. Эту юную поросль науки российские партократы сначала не сумеют подавить — а потом она спасет их и всю Россию в ходе Второй мировой войны.
Одной из причин военной победы Сталина над Гитлером станет раннее включение математики и естествознания в канон государственной идеологии СССР — и пренебрежение точными науками в Третьем рейхе. Но если бы не личные подвиги физика Абрама Иоффе, математика Николая Лузина — Сталину было бы нечего включить в имперскую идеологию большевиков!
А можно ли усмотреть в 1925 году корни грядущего поражения большевиков в Третьей мировой войне — против США и других капиталистических стран? Пожалуй, тоже можно.
Отдавая должное уважение естествознанию, большевики во главе с Лениным никогда не считали полноценной наукой обществознание — и все, что на него похоже, включая биологию. Действительно, в этих сферах специалисты не умеют ничего рассчитать и предсказать — зато даже дилетанты способны многим управлять!
Какое дело большевикам до старой Римской империи — если они сломали свою Российскую империю и строят на ее месте Республику Советов, которая скоро охватит весь мир? Незачем изучать бывшую историю в новой советской школе! Вот биологию учить нужно — чтобы научиться управлять биосферой так же успешно, как большевики правят Россией!
Умный Ленин в последние годы жизни ощутил разницу между всевластием и всемогуществом; почувствовал себя и свою партию в скромной роли Игрока против неведомой Природы. Но полуобразованному игроку Сталину такие чувства чужды! Он готов повторить римский опыт, превращая Республику в Империю за считанные годы — и не чует, что созданная им Коммунистическая Империя проживет считанные десятилетия (как империя Цинь в Китае).
Что могло бы послужить лекарством от подобных заблуждений? Хотя бы первичное знакомство с основами генетики, которые недавно открыл в США Томас Морган. В этом открытии соучаствовали россияне: Николай Кольцов и его ученик Николай Вавилов, во многом похожие на Николая Лузина и его отважных питомцев.
Вавилов начал свою карьеру с опасных путешествий по горному захолустью Турции, Ирана и Афганистана — по родине главных злаков, окультуренных человечеством. Изучая их разнообразие и изменчивость, Вавилов открыл эмпирический закон гомологических рядов — нечто вроде периодичности Бальмера и Лаймана в спектре излучения водорода.