Важнейшей особенностью ВЦИОМа, а затем Левада-Центра стало сочетание двух направлений работы, которые в социальных исследованиях на Западе давно и, видимо, бесповоротно разошлись. Там есть собственно социология, чей академический статус и сложившийся образ мира время от времени пытаются поколебать одинокие инсургенты «слева» — и эмпирические зондажи общественного мнения. Это регулярное, мягкое слежение за более и менее устойчивым состоянием современных обществ с академическими штудиями не связано. Идет оно по собственным технологическим стандартам и корпоративным нормам. Это своего рода сверка часов. Она становится нужнее в моменты запрограммированных изменений вроде выборов, вокруг принятия важных для всей страны правительственных решений или, напротив, после внезапных катастрофических опять же для всей нации событий (скажем, 11 сентября в США).
Совершенно иная ситуация в постсоветском социуме (общество здесь, строго говоря, еще не сложилось). Он во многом остался мобилизационным, в нем отношения между центром и периферией, властью и массой складываются принципиально иначе, нежели в развитых современных обществах Запада. Советская модель этих отношений построена на жестком противопоставлении и репрессивном контроле властного центра над всеми формами коллективной жизни. Сейчас эта модель находится в состоянии общего, резко выраженного и практически неуправляемого распада, перерождений, новообразований (в медицинском смысле слова). В этих условиях рейтинги первых лиц и линейные распределения ответов на стандартизированные вопросы конечно же не венец, а лишь начало собственно исследовательской работы. Необходимо реконструировать и понять ориентиры и мотивы опрошенных людей, групповые и институциональные рамки их деятельности, социальные процессы, определяющие их пристрастии и антипатии, надежды и страхи, ответы и умолчания. Без подобной систематической рефлексии и теоретической работы графики остаются всего лишь витринным муляжом проведенной работы, эпигонской, внутреннее зависимой попыткой показать, что и у нас «все, как у больших».
Повседневное и систематическое сочетание двух этих планов исследовательской практики при поддержании их достойного профессионального уровня — вот тот тип социологической работы, который был предложен Левада-Центром, задан его руководителем. Важно еще одно: эта идея, нестандартная, новаторская и сама по себе, была реально воплощена в структуре отделов Центра, в общей конструкции нашего журнала «Мониторинг общественного мнения», а доводить идеи до практического завершения всегда было жизненным принципом Левады. Большой массив таблиц и графиков соединяется в «Мониторинге» (сегодня — «Вестнике») с несколькими крупными концептуальными разработками по проблемам экономики, политики, культуры нынешнего российского социума. Более чем в шестидесяти из восьмидесяти пяти вышедших на нынешний день номеров журнала первой среди этих проблемных статей стояла статья Юрия Левады.
Почти все опубликованное на страницах журнала было сведено автором в два объемистых сборника: «От мнений к пониманию. Социологические очерки 1993—2000» (2000 г.) и «Ищем человека. Социологические очерки 2000—2005» (вышел в 2006-м, за два с половиной месяца до кончины Юрия Александровича). Несколько моментов в этих книгах кажутся мне ключевыми и сквозными для Левады как исследователя.
Это сознание кризиса социальных и ментальных структур советского общества. На подобном геологическом изломе обнажаются скрытые пласты и породы; Левада стремился их увидеть и концептуально зафиксировать. Отсюда же исследовательский интерес Левады к атипичным ситуациям и процессам привыкания к ним, обживания их, рутинизации чрезвычайного (так он описывал, в частности, реакцию Америки и мирового общественного мнения на 11 сентября и затихание катастрофических ожиданий на протяжении года; в этом же ключе он реконструировал устройство и функции «русского долготерпения»).
Это проблематика элиты и массы, особенности массовых действий и настроений именно как массовых, то есть не просто объединяющих большое количество людей, но проявляющих в таком состоянии новые качества, не сводимые к индивидуальным особенностям и групповым свойствам. Леваду особенно интересовал сложный, многоуровневый феномен доверия, который соединяет разные группы и институты социума, связывает образ и поведение элит с ожиданиями и стереотипами массы.