Знание-сила, 2007 № 10 (964)

Все ученые, я думаю, помнят, как в самые трудные времена их поддерживали гранты международных фондов и как при этом наше склонное к весьма специфическим формам благодарности государство подозревало их в шпионаже или стремлении нажиться на наших «мозгах», которые оно все равно не хотело и не могло прокормить. Теперь мы уже не настолько нуждаемся в зарубежной благотворительности и сотрудничество с мировой наукой и международным бизнесом принимает более или менее нормальные формы. Общие поступления средств на науку из-за рубежа составляют 7,5% всех средств, которыми она располагает (вспомните, что государственное финансирование целевых программ составляет 9%). Наши научные коллективы сотрудничают с зарубежными фирмами, с коллегами из научных центров и лабораторий, с университетами по всему миру. Если наше государство обойдется без очередного приступа паранойи в особо острой форме, нам действительно удастся вписаться и в мировую науку, и в мировую наукоемкую экономику.

Как измерить полет мысли...

.. .никто не знает. Но уже известно, что удовлетворение любопытства ученых за казенный счет становится самым прибыльным вложением денег и основой национального богатства. Сегодня это намного выгоднее, чем возделывать землю и выпускать автомобили. Не зря наиболее продвинутые страны называют себя постиндустриальными, постэкономическими и просто «обществом знания», а знания почитают главным своим национальным ресурсом.

Социологи предприняли это исследование как раз для того, чтобы понять, каков вклад российской науки в создание инновационной российской экономики. То есть попытаться оценить эффективность перемен, происшедших в организации и способах финансирования научных коллективов.

К сожалению, никаким новым инструментом для подобных измерений они не располагали, потому пришлось воспользоваться старым: число публикаций и число патентов. Кажется, именно по таким критериям в свое время подводили итоги социалистического соревнования.

Я не знаю, сколько научных публикаций необходимо, чтобы ученый в разных странах мира мог подтвердить свое право считаться таковым — я даже не уверена, что такой способ оценки его работы действительно общепринят. (в отличие от количества ссылок на его работу, свидетельствующих хотя бы о степени интереса коллег к тому, что он делает). Чтобы придать солидности этому критерию, исследователи спрашивали не о любых публикациях, но только в «реферируемых», то есть особо престижных изданиях, причем не наших, а западных. Выяснилось, что такие статьи могут представить подавляющее большинство институтов. Правда, мне показалось немного странным, когда таким образом отчитывается не конкретный человек, а целый институт; по-моему, любой американский профессор, если ему приходится возобновлять время от времени свой контракт с любым американским университетом, должен представить такие публикации.

Еще интереснее получается с патентами. К инновационной экономике они, несомненно, имеют самое прямое отношение, но я не уверена, что они могут отражать результаты фундаментальных исследований, которые могут отливаться в патенты крайне не скоро, но без которых через какое-то время не будет и патентов. Тем не менее я, кажется, беспокоилась напрасно: даже институты в системе РАН, то есть прямо предназначенные для фундаментальных исследований, по данным Роспатента подают ежегодно по 25-30 заявок, за что исследователи почтительно именуют их «институтами-лидерами».

Но вообще сейчас в мире наблюдается настоящий патентный бум, причем заявку на них подают в любой стране мира, совсем не обязательно у себя дома. Мы пока, констатирует исследование, остаемся на периферии этого всеобщего праздника конструктивных идей: только каждый десятый научный институт подавал заявку на патент за рубежом, почти половина — в странах СНГ.

Довольно велик разрыв между полученными и используемыми патентами, другими словами, между конструктивной идеей и ее реальным внедрением. Это всегда было больным местом нашей равнодушной к инновациям экономики; а мы-то надеялись, что рынок подстегнет менеджеров ради победы в конкурентной борьбе решительнее обновлять производство (все равно, товаров или услуг) и гоняться за перспективными идеями в этой области.

Вялая патентная активность самих российских ученых напрямую связана с убожеством нашего авторского права. Ежели человек сидит на казенной зарплате, государство претендует на все результаты игры его ума, отделываясь от автора весьма скромным вознаграждением. И хотя теперь на наших знаменах написано, что каждый должен получать по заслугам рыночным способом, ручка у государства никак не разжимается, чтобы отдать автору заработанное. Как обычно: присваивают копейки (в национальном масштабе; человека внедрение его изобретения могло бы кормить до конца его дней), теряют миллиарды от не состоявшейся реализации заблудившихся в светлых головах идей.