Знание-сила, 2007 № 10 (964)

По-моему, именно на трудностях перехода от советской модели науки к новой, рыночной сломались демократические устремления многих советских ученых. Все годы перестройки они шли в авангарде прогресса, митинги не только посещали целыми институтами, но и сами организовывали и с нетерпением ждали прихода новой светлой жизни. Очень скоро обнаружилось, что новая светлая жизнь имеет несколько иные очертания, чем ожидалось. Ученые, как и весь советский народ, потеряли деньги. Как некоторые, потеряли престиж и привилегии. Как большинство, потеряли работу, оставшись только числиться на ней, но как меньшинство — потеряли любимую работу, можно сказать, смысл жизни.

Между старой советской наукой, от которой хотели уйти из-за планового бюрократизма некомпетентных партийных чиновников, уравниловки и массового ничегонеделания огромной армии «научных сотрудников», и новой наукой рыночной эпохи, в которой, хочешь — не хочешь, придется играть роль коммивояжера при собственной тематике, уговаривая тоже не слишком компетентных держателей денег потратить их на исследования, оставался зазор. Одно время казалось, что в этот зазор ухнет вся российская наука. Вдобавок никто толком не знал, что, собственно, делать с ее огромной ВПК-шной частью. Время от времени даже от руководителей прежде наглухо закрытых «ящиков» приходилось слышать (на условиях полной анонимности, разумеется): эта часть не реформируема, самое разумное — сравнять с землей и сделать вид, что так оно и было. Пока прикидывали так и эдак, из ящиков расползлись все, кто оказался в силах передвигаться. Остались или фанатично преданные своему делу ученые, готовые приплачивать, только б им разрешили работать, или озлобленные неудачники, уверенные, что за защищенный некогда диплом — и, уж тем более, диссертацию — их не просто обязаны содержать всю оставшуюся жизнь, но и изображать при этом глубокое почтение перед самой принадлежностью человека избранному научному сообществу.

Примерно то же самое, но в меньших масштабах и с чуть меньшим драматическим накалом происходило и в других научных учреждениях, в том числе академических. По некоторым данным, государственное финансирование отечественных фундаментальных и прикладных исследований в 90-е годы сократилось более, чем в три раза. Внутренние валовые затраты на гражданскую науку в сравнении с 1990 годом вплоть до 1999 года держались на уровне четверти, после чего начали расти. Соответственно, росли расходы в процентах к ВВП, увеличившись с 1% в 1999 году до 1,61% в 2006-м. Разумеется, эти деньги слабо сопоставимы с валовыми расходами на науку, которые несут некоторые другие страны. По сравнению со странами ОЭСР Россию опережают не только экономические гиганты из G7, но и Корея, Индия, Чехия, Норвегия, Нидерланды. Что касается США, Японии, Германии, то здесь разрыв, по некоторым подсчетам, достигает 20, 8 и 4 раз соответственно. Тем не менее следует признать, что в первые годы нового столетия и тысячелетия финансовое положение науки существенно улучшилось по сравнению с теми временами, когда академики демонстративно голодали на своих рабочих местах, требуя зарплаты для своих сотрудников и средств для продолжения исследований.

Это признают и сами ученые. Социологи Центра исследований и статистики науки опрашивали в 2005 году руководителей научных учреждений естественнонаучного, технического и медицинского профиля, чтобы с их слов оценить инновационный потенциал российской науки в этих сферах. Естественно, спрашивали и о финансовом положении руководимых ими научных организаций. Большинство оценило его как удовлетворительное (в естественных науках — 72,8%, в технических — 69,5, в медицинских — 55,7), а каждый пятый НИИ технического профиля — вообще как хорошее; правда, каждый пятый институт «естественников» счел его плохим. Но наибольший разброс в оценках продемонстрировали руководители научных коллективов технического профиля: 14% сочли финансовое положение своего института хорошим, зато 28% — плохим.

Удовлетворимся и мы тем, что худшие времена для нашей науки, видимо, все-таки позади. И все? Ради чего страдали-то?

Россия. Москва. 23 апреля. Академик РАН, 75-летний Владимир Страхов больше недели продолжает голодовку протеста «против политики государственных органов России в отношении российской науки» в здании Объединенного института физики Земли им. Шмидта.

Государство пытается играть в рынок

Нет, никак нельзя сказать, что мы просто вернулись (более или менее — пока, увы, скорее менее, чем более) к прежнему финансовому состоянию российской науки. Для того, чтобы убедиться, сколь многое изменилось, достаточно вслед за социологами взглянуть на источники финансирования науки.