Знание-сила, 2008 № 04 (970)

Рассказывает подруга: сижу, мол, работаю. К сыну пришел приятель. Один лежит на диване, другой - в кресле (не сидит, а тоже умудряется возлежать). У сына на пузе гитара. Они молчат, и только время от времени раздается жалобно мяучающее «дз-з-ынь» - сын ущипнул струну. И опять тишина. Перебор струн. Снова тишина. Через часа два они расходятся, очень довольные друг другом: «Славно посидели». Подруга остается в тягостном недоумении: они не умеют разговаривать? Они общаются каким-то таинственным телепатическим способом? Им нечего сказать друг другу и достаточно физического присутствия товарища?

А вот как описывается общение в дружеском кружке молодых любителей современной музыки в одном из исследований, присланных на конкурс студенческих работ (автор хорошо знаком с объектом, студентами одного из провинциальных вузов): круг тем ограничен - «концерты (что, где, когда), общие знакомые (кто, где, кого видел), отношение к армии, милиции, властям (вяло-негативное).

В разговоре не принято затрагивать больные темы, выражать интенсивные эмоции и выносить оценки. Общение не структурировано, не имеет начала и завершения, не подчинено каким-либо целям». Интересно, во всех других комнатах того же общежития идет общение куда более содержательное? Там спорят о Толстом и Достоевском, о фашизме и коммунизме? Читают стихи и слушают органную музыку? Но даже в таком случае хотя бы время от времени, хотя бы мимолетно там наверняка высказываются и по перечисленным поводам.

Тем не менее автор работы, вслед за ее героями, считает ребят с их «отдельными» музыкальными пристрастиями совершенно особой группой, отделенной от окружающих - тем более, что ребята всячески это подчеркивают. Они отделены от окружающего мира языком (его непонятность становится барьером в общении с посторонними), манерой одеваться («Всегда черные бесформенные балахоны, как правило, с капюшоном и изображением анархичной символики, которые одеваются поверх джинсов или черных штанов, или косухи (кожаные куртки) и джинсы»), всем своим внешним видом («длинные, чаще всего немытые волосы или прически-ирокезы, раскрашенные во все цвета радуги, черные ногти, возможно, длинные даже у мальчиков»). «При этом рок-музыка выступает социально-психологическим стержнем этого образа жизни», - заключает описание молодая исследовательница.

Заглянув в многочисленные исследования современной молодежной музыкальной культуры, результаты которых представлены в Интернете, я обнаружила несколько интересных обстоятельств. Во-первых, по-прежнему о бесстрастности в подобных описаниях остается только мечтать: идеологи религиозные, коммунистические, яростные сторонники здорового образа жизни, противники наркотиков о музыкальных пристрастиях молодежи изъясняются настолько освобожденным для эмоций стилем, что постоянно ждешь перехода на язык, запрещенный законом и подлежащий ведению милиции. Тема осталась почти такой же горячей, как и несколько десятилетий назад - правда, все-таки не для всех подряд, как было когда-то, а для определенных перечисленных мною «клубов по интересам», не представляющих уже большинства населения.

Во-вторых, объектом нападок остался тот самый «рок», который уже несколько раз объявляли мертвым; правда, иногда кажется, что это всего лишь недоразумение, идущее от недостатка компетентности вышепоименованных специалистов, в сознании которых лицо врага выглядит несколько обобщенным и довольно туманным. Только медики, пригласив на собеседование и «проработку» современных музыкантов, говорили в основном о «регги», в любви к которому признавался на весь свет через газету «Московский комсомолец» 16-летний Рома Ревин: «Регги - это музыка «позитивных вибраций». Она настраивает на расслабляющую волну, релаксирует. Субкультура, которая признает регги основной музыкой, называется «растафарианство», в народе «растаманство». Примкнув к движению «раста», я бросил выпивать, поскольку в растафарианстве это запрещено, заплел дреды и просто стал чаще улыбаться. После изучения и полного вливания в эту культуру я стал замечать, что люди стали по-другому себя вести. Вокруг меня стало больше улыбок».

Медики, естественно, говорили совсем о другом, обвиняя музыкантов и их фанатов в мелких косичках в пристрастии к наркотикам и распространении этого пристрастия на окружающих. Музыканты вяло отбивались, заявляя, что сами они, как Рома, не пьют и не «употребляют», а за остальных отвечать не согласны, потому что есть такая штука, как свобода выбора.