Знание-сила, 2008 № 09 (975)

Автор оптимистически принимает урок, извлеченный Ландау из истории физики, — что человек способен понять даже вещи, которые он не в силах вообразить. Но оптимизм этот настоян на опыте заблуждений и на силе незнания. Этому опыту посвящено послесловие ко второй книге, которое предлагается читателям журнала «Знание — сила».

Геннадий Горелик

О пристрастной истории физики

Расхожая фраза «факты и документы говорят сами за себя» к истории совершенно не применима. Скорее, наоборот: в отрыве от реального контекста, вне связи с многочисленными другими фактами какое-то свидетельство может подталкивать к совершенно ложным выводам, особенно если речь идет о столь невероятном моменте истории, как эпоха 37-го года. Велик соблазн представить себя на месте Ландау и решить за него, что он мог сделать и чего не мог. Чтобы наглядно предостеречь читателя от поспешных умозаключений на основе «здравого смысла», поделюсь собственным опытом заблуждения. Это заблуждение было вполне обоснованным, значит, глубоким и поучительным.

Пристрастный историк

Историку, берущемуся за расследование странного поведения в странный исторический момент и излагающему результаты своего расследования, полагается считать себя беспристрастным. Но назвать беспристрастным себя я никак не могу. Поэтому лучше объясню происхождение моей пристрастности, предоставив читателю решить, можно ли такому вообще доверять расследование.

Начну с того, что с физикой Ландау я впервые встретился, когда учился на первом курсе физфака МГУ. Уже до того имя Ландау маняще светило со страниц научно-популярных книжек и статей. Поэтому, получив ранг первокурсного физика, я чуть ли не первым делом стал искать книги самого Ландау. И как по заказу, в первый мой университетский год — 1965/66 — вышли две. Переизданный первый том «Курса» — «Механика» — поразил своей «тоньшиной», — неужели тут вся механика, которая с трудом уместилась в рекомендованный нам толстый учебник? Тонкую книжку «Ландафшица» даже неловко было называть томом. Но, увы, на первой же странице стало ясно, что это мне пока не по зубам.

Зато другая книга «Механика и молекулярная физика» была прямо по адресу — для первокурсников. Предисловие удивило тем, что книга «написана в 1937 году, но с тех пор ее издание по различным причинам задерживалось». И огорчила фраза: «Из-за болезни после трагической автомобильной катастрофы наш учитель и друг Л.Д. Ландау не смог сам принять участие в подготовке этого издания». Предисловие подписали А.И. Ахиезер и Е.М. Лифшиц.

До того я почти ничего не знал о самом Ландау и о том, какой он необычный автор-соавтор, но в то время это было и несущественно по сравнению с самой ФИЗИКОЙ, к серьезному изучению которой я только что приступил. И уже обнаружил трудноосязаемую проблему. Вполне благополучно решая задачки и сдавая экзамены, я никак не мог уяснить исходные понятия механики. «Глупые» вопросы цеплялись друг за друга, образуя замкнутые круги, из которых я никак не мог выбраться. И не мог себе позволить плюнуть на эти проклятые вопросы. Пытался пробиться к пониманию с помощью разных учебников, но те как-то проскакивали трудные для меня места, давая разные наборы неубедительных слов. И вот у меня в руках новенькая книга, освященная именем Ландау. Признаться, я не ждал от нее помощи. Во-первых, уж слишком мало страниц она уделяла исходным понятиям, а во-вторых, я полагал, что Ландау настолько занят проблемами элементарных частиц и всего такого-эдакого возвышенного, что вряд ли он снизойдет до непонятных мне «элементарных» вопросов.