Знание-сила, 2008 № 12 (978)

Но я — о «своих и чужих». Была среди прочих и такая номинация, по которой можно было делать работы; она повторяется из года в год, не теряя, а лишь наращивая свою актуальность. Вспомнив слова девочки с экрана и вслушавшись в темы исследований, я подумала, что к этой номинации можно было бы отнести большинство из них, хотя делались они для других: «Человек и власть»; «Человек и малая родина», «Человек, общество, армия» и так далее. Более того, взятые под этим углом зрения, некоторые работы раскрывают некие дополнительные смыслы, демонстрируют неожиданные повороты. И это, как мне кажется, не изыски интерпретатора, а какой-то больной нерв сегодняшнего (только ли сегодняшнего? — но, увы, и сегодняшнего тоже) российского общества. Нерв, который лишь тронь — и отзовется что-то из глубины нашего коллективного бессознательного, одновременно сиротливое и агрессивное.

Я взяла три работы, присланные на конкурс, наугад — работы на разные темы; и все они легко укладывались в дилемму «свое — чужое».

Ну кому сейчас может быть своим белый офицер, сражавшийся в армии Колчака и ушедший с ее остатками в Китай? Давняя история о проигравших гражданскую войну. Восстанавливая то время в биографии одного конкретного человека, чьи записи чудом дошли до нас, Гиниятуллина Екатерина, учащаяся III курса (11-го класса) лицея №1 в городе Усолье-Сибирское Иркутской области, обнаружила, что в той войне делились на своих и чужих вовсе не так просто, как об этом пишут учебники: рабочие и крестьяне — в одну сторону, помещики и заводчики со своими детьми — в другую. Нет, пишет она, не скрывая некоторого удивления: «... и среди красных, и среди белых было много рабочих и крестьян, инженеров и служащих, солдат и матросов, офицеров и генералов старой царской армии». И может, именно этот момент случайности в разделении людей по разные стороны барьера, через который стреляли насмерть, привел ее в ужас перед всей гражданской войной: люди, говорящие на одном языке, брат на брата, сын против отца. «Весь мой жизненный путь я находился во власти внешних событий и обстоятельств, от воздействия которых я не мог освободиться и потому плыл по течению», — напишет своим сыновьям Алексей Александрович Ильинский под конец жизни, оставляя им свои дневники.

Уйдя с Колчаком, герой исследования, дворянин и офицер А.Ильинский оказался уже среди совсем чужих, в Харбине, и все мечтал вернуться к своим. Вернулся — и «свои» обернулись чужими, объявили его врагом, отправили в концентрационный лагерь.

Очевидно, поводом начать эту работу послужили оставшиеся от Ильинского уникальные дневниковые записи. А уже сама работа заставила задуматься о том, как непросто устроен мир и как непросто устроена война, в которой все друг другу не то свои, не то чужие. И как, наверное, трудно жить, когда вдруг понимаешь, что «своих» вообще нет на белом свете.

Еще одна работа посвящена религиозной общине, которая, продолжая двухтысячелетние традиции, автоматически делает своих приверженцев чужими людям, среди которых они живут. Эту общину долгое время возглавлял русский по национальности человек, правнук дворянки хорошего рода, отлученной от церкви за живой интерес к чужому — к иудаизму, который она и приняла после отлучения. Из этой семьи вышли известные, уважаемые всей общиной ребе. Работа о семье Колотилиных названа ученицей 11-го класса из Волгограда Татьяной Кривобоковой «Хранители Торы» — вполне в духе как самого иудаизма, так и современных фэнтези типа «Властелина колец» или «Нарнии». В любом варианте речь идет о Хранителях, отвечающих за сохранность священного знания в окружении врагов.

Колотилин Давид Ильич, брат Рувима Ильича