Знание-сила, 2009 № 06 (984)

— Серьезный социальный заказ связан у нас сейчас с проблемами изменения климата и адаптацией к ним людей, хозяйства, природы. Кстати, версия о том, что многие крупнейшие цивилизации погибли из-за глобальных климатических изменений — вещь доказанная. Так погиб великий Египет, куда теперь так любят ездить наши туристы. Была серия сухих лет — высох Нил и соединенные с ним пойменные озера, прекратились разливы, на аграрные земли перестал поступать плодородный ил. Начались неурожайные годы, наступил голод, вымирание и исход народов. Сходная картина была и в древних государствах Азии.

Чтобы такого не случилось и с нами, географы разрабатывают системы превентивных мер адаптации к этим переменам. Вы не думайте, что все просто: было у нас холодно, станет тепло — и будем бананы выращивать. Да какие там бананы?! Изменения и климата — это прежде всего рост числа катастроф, природных и техногенных, таяние мерзлоты, в которой проложены большинство наших нефте- и газопроводов. А неповоротливое отечественное сельское хозяйство может приспособиться к потеплению, когда уже начнется цикл похолодания.

Понятно, что в таких случаях человек обращается к тем, кто исследует природу и научно поддерживает принятие решений. То есть к географам.

Географы разрабатывают прогнозы перед Олимпийскими играми в Сочи: какие будут в 2014 году осадки, как себя поведут горные ледники Кавказа, как повлияет строительство в Красной Поляне на развитие природных и техногенных катастрофических явлений… Природа региона будет развиваться иначе…

— Иначе, чем теперь?!

— Конечно. Это — низкочастотные, краткосрочные изменения климата. Ведь, помимо общего тренда потепления, есть и малые циклы изменений. Их можно с определенной долей вероятности прогнозировать на ближайшие десятилетия: есть столетние ряды инструментальных наблюдений, и они позволяют говорить о том, какая частота изменений может быть задана в перспективе.

Сейчас есть глобальные модели прогноза температур. Есть и региональные. Вы наверняка заметили, что СМИ говорят о селях, оползнях, необычно высоких наводнениях. Откуда все это? Подобное бывало и раньше, но не в таких масштабах и не с такой частотой. Лавины в горах сходили всегда, но не приносили таких разрушений.

— Так в чем же дело?

— С одной стороны, человек, осваивая новые территории, приближает жилье, транспорт и производство к опасным местам. А с другой — и природа не сидит без дела. Идет потепление, тают льды, становится больше осадков, активизируются снежно-ледовые процессы. А человек-то уже освоил территорию, прилегающую к склонам, и все, что он успел там построить, сносят лавины и сели! Я недавно видел на Северном Кавказе, под Тебердой: лавины проходят там, где их не было столетия. В этом, может быть, и человек виноват, но мы их наблюдали и там, где не было никакого хозяйства. То, что происходит на незаповедных участках Красной Поляны, конечно, надо приветствовать: все-таки создание курорта мирового уровня. Но в то же время это может быть опасно. Не для природы — она выдержит, — а в первую очередь для человека.

Природа вообще не может жить без катастроф: иначе она не обновляется. Почему настоящий лес — разновозрастный? Часть древостоя горит, другая — валится ветром, развиваются очаги насекомых-вредителей, где-то гниль съедает деревья, то в одном месте полянка, то в другом. Это все не человек делает, а сама природа. Но когда человек что-то строит, скажем, на уровне первых террас на реке, первое же крупное наводнение сносит все это хозяйство. Это не природа разбушевалась, это человек поглупел. И география тратит огромное количество энергии, сил, средств, чтобы как-то исправить человеческую глупость.

А ведь у местного населения на том же Кавказе географическое мышление всегда было в крови. Здесь никогда ничего не строили ниже уровня возможного схождения селей. На той же Колке, где сошел пульсирующий ледник, погубивший съемочную группу Бодрова, все древние селения, городища, захоронения были выше этого аномального уровня схода каменно-ледовых масс. А все, что оказалось ниже — все построенные зоны отдыха, дома, временные строения, — было уничтожено. Но ведь наш институт работал там, на леднике, с 1960-х годов! Мы о его возможном сходе предупреждали!

В нашем институте занимаются, помимо прочего, географией приграничного сотрудничества. Граница — это мембрана, где действуют разнонаправленные процессы: «втягивания» и «выброса». Экономика таких регионов сильно зависит от трансфера — товаров, энергии, веяний, влияний. Так вот взгляните на берега реки Амур: какая чудовищная разница между нашим берегом и китайским. В Китае — колоссальная плотность населения, миллионные города. У нас — депрессивная экономическая пустыня: там просто ничего нет. А ведь потенциал для развития сельского хозяйства, производства — один и тот же.

— Значит, источник различий — сугубо культурный?