Знание-сила, 2009 № 06 (984)

На этом расстанемся с Пабло Пикассо и его знаменитой картиной, которую Эрвин Чаргафф привел в качестве примера вещи, которая, как и «Тимон Афинский» Вильяма Шекспира, никогда не могла бы появиться на свет, не будь на нем их создателей. Высказанная им мысль чрезвычайно популярна как среди ученых, так и гуманитариев. Это одна из очень немногих позиций, что их объединяет. Многие убеждены, что существует качественное отличие науки от искусства, а именно: любое творение искусства уникально, неповторимо, несет на себе несмываемую временем печать творца, в то время как всякое научное открытие рано или поздно неизбежно должно быть сделано тем или иным ученым.

Но данная точка зрения может быть оспорена. Уже знакомый нам знаменитый историк науки Гюнтер Стент, у которого, между прочим, есть еще и биологическое образование, выдвинул четыре контртезиса к утверждению Эрвина Чаргаффа, знаменитого биолога с задатками историка науки. Каждый из них интересен сам по себе, полон блистательной игры мысли и заслуживает отдельного рассмотрения. Но лишь один из этих контртезисов тесно связан с обсуждаемой темой — научной журналистикой.

Вот что он писал — это длинная цитата, но она заслуживает того, чтобы привести ее целиком:

«И здесь наконец мы действительно видим существенное различие между творениями искусства и науки, а именно — осуществимость парафраза.

Смысловое содержание художественного труда — пьесы, кантаты или картины — самым серьезным образом зависит от способа его представления; то есть чем талантливее работа художника, тем более вероятно, что любое отклонение от оригинала или его упрощение приведет к потерям в содержании работы. Другими словами, чтобы перефразировать великое произведение искусства — например, переписать «Тимона» без потери его художественных свойств, — требуется гениальность, равная таланту творца оригинала. Такой пересказ будет сам по себе поистине великим творением искусства.

Напротив, смысловое содержание выдающейся научной статьи — хотя ее воздействие на общество в момент публикации тоже могло решительным образом зависеть от способа изложения — в дальнейшем часто бывает перефразировано без существенной потери смысла учеными меньшего ранга. Так, простого утверждения «ДНК есть двойная спираль» сегодня достаточно, чтобы изложить суть великого открытия, сделанного Уотсоном и Криком, в то время как фраза «Человек отвечает на удары судьбы тем, что теряет сердечную доброжелательность к людям и обретает страстную ненависть к ним» представляет собой всего на всего банальность и никак не может служить парафразом «Тимона». Шекспиру потребовалось написать «Короля Лира», чтобы пересказать (и улучшить) «Тимона Афинского», и действительно эта вторая пьеса вытеснила первую из шекспировского репертуара».

Но тут возникает искушение в свою оспорить точку зрения Стента, который рискнул оспорить тезис Чаргаффа. Как, к примеру, перефразировать утверждение «Е равняется эм-цэ в квадрате», или «синус квадрат альфа плюс косинус квадрат альфа равен единице», или «квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов»? А, с другой стороны, не является ли передача всего труда, проделанного Уотсоном и Криком, одной короткой фразой, подобием черно-белой фотографии картины Пикассо, приведенной на этих страницах?* Это правда, что для пересказа работ Шекспира на русский язык понадобился талант, почти равный гению великого англичанина (если согласиться, что именно Вильям Шекспир автор этих работ). И Пастернак, Лозинский, Маршак, Щепкина-Куперник им обладали. Но ведь то же самое и с великими достижениями науки. Необходим действительно незаурядный талант для того, чтобы перевести их — а не только самую суть их! — на обычный язык, «перефразировать» их смысл, корни, возможные приложения, неизбежные следствия, все еще остающиеся неясные и спорные детали, все то, что является такой же необходимой составляющей работы ученого, как цвет для картины художника.

Но ведь это как раз и есть то, что должен ежедневно и ежечасно делать Научный Журналист.

Теперь, чтобы не запутаться окончательно в хитросплетениях тезисов и антитезисов, следует впрямую вернуться к вопросу, вынесенному в заголовок: так что же такое наша профессия и наше призвание — искусство или наука?