В лаборатории было чистенько и даже уютно, только слегка шибало анализами. Вторая солистка, худенькая, рыженькая, похожая на лисичку, сидела за приборным столиком. Она делала вид, что страшно заинтересована переливанием из пробирки в мензурку мутной желтой жидкости. Судя по небрежной легкости, с которой она опорожняла сосуды, она просто развлекалась. Или, скажем, составляла коктейль.
На смотровом щитке микроскопа высилась толстая бутыль с притертой пробкой и ярлыком «Гидроперит». К ней прислонилась домашнего вида банка с компотом и две вместительные мензурки. Краешек у одной был запачкан губной помадой. Кажется, я все-таки успел вовремя.
— Что пьем? — осведомился я сурово. — Впрочем, и так вижу — перекись водорода… Надо понимать, пополам с компотом?
Сестрички-певички испуганно уставились на меня. Похоже, меня сочли за инспектирующее начальство. Лисичка робко спросила:
— А вы, простите, кто будете?
— Перво-наперво я буду третьим, — разрядил я обстановку, — а там, глядишь, и поговорим не без пользы…
Не слова не говоря, Лисичка взяла очередную мензурку с бурой жидкостью и выплеснула содержимое в раковину. Ополоснула под струей, налила пальца на четыре «гидроперита», разбавила компотом…
Я запротестовал:
— Вы бы мне еще в утку налили!
Рыженькая обиженно перебила меня:
— Ну что вы, это же марганцовка была. Старая. У нас стерильно, не беспокойтесь.
— Скажите тост, — попросила Большая сестра.
Я признался, что желаю осушить сей благородный сосуд за прекрасных дам, здесь присутствующих.
— Польщены. Спасибо. Ахнем, — поблагодарила Большая.
Я ахнул. Потом я охнул. Потом едва не треснул. Впечатление было такое, будто я проглотил бешеную морскую свинку. Я ее, стало быть, проглотил, а она озверела и вцепилась в мои гланды. Сердобольная Лисичка — истинно медицинская душа — заметив мои муки, зачерпнула пробиркой неразбавленного компота и подала.
— Ну, рассказывайте, с чем пожаловали, — вполне официально спросила Большая.
— Понимаете, я ищу своего знакомого, — отдышавшись, сказал я смиренно. — Он поступил несколько дней назад…
Я описал найденыша. Девушки переглянулись, Большая буркнула «этот кретин…» и утратила интерес к беседе. Рыженькая спросила, как меня зовут, кивнула согласно и ответила:
— Ну, правильно, был такой. Хворый весь, бредил все время. И вас все спрашивал. Он вам кем доводится?
— Никем. Я просто его нашел, без сознания. Где он?
Лисичка смутилась.
— Понимаете, он… он сбежал. Ушел.
— Куда?! — поразился я.
— В бреду, наверное. Ночью. В одной пижаме. Не в ту ночь, как его привезли, а на следующую.
— И одеяло свое поджег! — возмущенно вмешалась Большая. — Нянечка бокс отперла — ни зги не видать, дым валит! Ну, побежала за мной, разбудила, я — бегом сюда, окно открыла кое-как стали заливать. Пол-одеяла истлело, подушка тоже занялась, она ж пером набита, вонь невозможная! Наверное, сам все и подстроил, чтобы сбежать. Придурок!
— И его никто не видел? Дежурный по этажу..?
— Одна нянечка у нас по ночам работает! На всю больницу. Старенькая, — внушительно сказала мне Большая.
Повисла неловкая пауза. Я разглядывал носки своих ботинок (левый — в подозрительных мокрых пятнах), большая сестра угрюмо смешивала себе солидную порцию «зверобоя». Рыженькая поиграла со своими мензурками, потом сказала «Вспомнила!» и выскочила в процедурную. Опять там зазвякало стекло, заскрипела мебель, слышались обрывки фраз:
— …писал что-то… карандаш просил… наверное, вам… не разобрать ничего… черт, куда я ее? Ага, вот она!
Лисичка вернулась и вручила мне сложенный вчетверо бланк температурного графика. Я развернул. Каракули, строчек восемь-десять. Потом сунул в карман и спросил:
— Девушки, его же как-то искать надо?
— Уже ищут, — откликнулась Большая. — Заявление главврач подал, приходили, осматривали. Исподники его забрали, собаке нюхать. Только она дальше палаты не унюхала ничего. Тут тебе и гарь, и карболка — дохлый номер, прямо сказать. А этот оклемался, поди, на свежем-то воздухе, дом свой вспомнил и ускакал, теперь сидит и носа не кажет. Два дня минуло — ищи, кому досуг есть. Эх, хоть бы баба ему за шмотки шею накостыляла!
— Возможно, возможно, — промямлил я и встал. Делать здесь больше было нечего. — Ну что же, спасибо вам большое. Вот мой адресок, если что известно станет — черканите пару строк. Будем прощаться?
— А как вы думаете, — вдруг застенчиво спросила Лисичка, искательно поглядывая на меня, — вещи эти женские, что на нем. Они тут остались. Если хозяин не найдется, можем мы. Как вы считаете?
— Можете, наверное, — отозвался я растерянно, — почему бы нет? Шубка симпатичная, вам будет к лицу. А вам, наверное обувь подойдет. Я, во всяком случае, не претендую.
Тут я кое-что вспомнил.
— А скажите, у него сережка такая была, с лампочками, она случайно здесь не осталась?
— Осталась, — охотно подтвердила рыженькая. — Она бинтовать мешала, ну и сняли. Возьмите, если хотите.
Она достала из ящика стола знакомую сережку и протянула мне. Красный огонек по-прежнему мигал.
— Возьму, — согласился я, — на память. Забавная вещица, правда?