Знание — сила. Фантастика (2011-2015)

— Марк, — сказала она, положив ему руки на плечи и заглядывая в глаза, — полет будет очень долгим?

Он молча кивнул.

— И очень трудным?

Он кивнул снова.

— Почему же тогда ты выбрал именно меня?

— Причин несколько. Для дальнего эксперимента согласно инструкции нужна девушка-пилот не старше двадцати биологических лет, имеющая летный балл не ниже 250.

— Таких в ЭРЭ немало.

— Совместимая с пилотом…

— О, таких еще больше, — сказала Энн с неожиданной для нее самой горечью: из ее подруг чуть ли не половина заглядывались на Рольсена, и многим из них он отвечал взаимностью.

— …отважная, добрая, умная, красивая, самоотверженная…

— Этого нет в инструкции! — Энн засмеялась.

— В ней много чего нет. Например, что я тебя люблю.

— Не надо, Марк, — сказала Энн мягко.

— Я просто называю еще одну причину, почему летишь именно ты. Дело не в факте моей личной биографии, а в том, что факт этот дает пусть призрачную, но все-таки надежду на успех вашего полета.

_?

— Я мало что могу сказать тебе, Анна… Видишь ли, истинную цель вашего эксперимента сейчас тебе знать не разрешено. Психологическая служба всегда категорически против того, чтобы экипаж, которому предстоит сверхдлительный полет, был информирован о конечной точке и поставленных задачах: это создает ненужную напряженность. В этом, поверь, есть большой резон. Мы ведь не можем предусмотреть все неожиданности, поэтому должны растить наших пилотов-исследователей готовыми ко всему, способными мыслить самостоятельно и принимать собственные решения в самых неожиданных условиях. Ограничивать их мысль рамками предстоящего эксперимента — в том виде, каким он видится здесь, на Земле, — значило бы заранее канализировать их знания, волю, воображение в не самом лучшем, быть может, направлении.

И все-таки в наиболее общем виде, я хочу сказать тебе, что вас ждет нечто совершенно необычное, поиск, к которому никто из нас не готов — да и не может быть готовым.

— Поиск, Марк?

— Да, Анна. Именно так. И может случиться, что тебе там — я имею в виду сектор поиска — встретится человек, чем-то похожий на кого-либо из тех, кого ты знаешь здесь, в ЭРЭ…

— Не пугай меня — или не шути так странно.

— Я не шучу. И тебе вовсе не надо пугаться — наоборот, я хочу, чтобы ты знала. Если вдруг так окажется, что человек этот будет хоть немного похож на меня, он обязательно будет любить тебя, Анна. Для него ты будешь самой красивой и самой умной и он не сможет сказать «нет» — о чем бы ты ни просила. Потому что любовь — это вроде опьянения: смещаются пропорции в восприятии, и человек не властен над этим — как я, например, всякий раз, когда вижу тебя.

— Марк…

— Я должен был сказать это тебе. И вот еще. Этот медальон — он на память тебе о всех нас, оставшихся на Земле.

— Ты все-таки хочешь, чтобы под конец я расплакалась, как девчонка! Между прочим, я видела точно такой же — наш Грусткин вот уже пол года с ним не расстается.

— Это он и есть, я лишь положил внутрь свою командорскую булавку. Это не просто сентиментальный жест при расставании. Видишь ли… наши мудрецы, Грусткин в первую очередь, считают, что обе эти вещи — медальон и булавка — могут иметь для вас некое важное значение.

— Марк, ты говоришь загадками.

— Да, Анна, и беда в том, что я не знаю отгадки к ним.

Прокручивая этот разговор в своей памяти раз за разом, Энн пыталась восстановить малейшие подробности. Ей все казалось, что что-то важное ускользнуло, стерлось, и тем самым потерян ключ к решению всех их капканских проблем. В тысячный раз пытаясь воссоздать в воображении тот вечер, она вспоминала и закатное солнце, и легкий запах скошенной где-то вдалеке от бетона космодрома травы, и ощущение спускающейся на землю прохлады, и тогда в ушах ее звучал незабытый, оказывается, несмотря на годы и не поддающееся представлению пространство, голос. Энн закрывала глаза и отчетливо видела Марка Морева, который почему-то вовсе не казался маленьким рядом с серебристой громадой корабля. Но он не произносил ни одного нового слова — только те, что она и без того знала наизусть.

И все-таки какой-то намек, умело скрытая подсказка таилась в этом их прощальном разговоре. Конечно, теперь-то Энн понимала, почему ни Морев, ни Игорь, больше всех других сделавшие для осуществления их полета, сами не приняли в нем участие: как хирургу не позволено оперировать своих близких, так и в группы поиска никогда не включают тех, кто может испытать недопустимый в экспериментальном полете стресс от встречи с разыскиваемыми. Это правило становится неукоснительно соблюдаемым законом, если речь идет о генетически связанных людях — родственниках по восходящей или нисходящей линии. И Марк, и Грусткин — они были потомственными космолетчиками, они принадлежали к той небольшой группе семей, где все без исключения работают только в системе Большого Космоса. Их далекие прапредки улетали на «Чивере», и если бы Энн хоть немного интересовалась историей, она непременно прочла бы эти фамилии в любом документе той эпохи.

Но гуманитарные дисциплины никогда не пользовались особой любовью среди студентов ЭРЭ.