В таких разговорах с самим собой Рольсен проводил теперь целые дни. Он не покидал «Чивера». Электронный мозг и в самом деле восстановил практически всю информацию после того, как номерной знак сняли с корабля и поместили далеко от него, надежно заэкранировав в недрах трансформатория, чтобы исключить всякую связь с бортовой ЭВМ по радиоканалам. Рольсен готовил «Чивер» к взлету, просчитывая траекторию отрыва, намечал пункт первого контакта с Землей по нуль-связи. Но все это время злоба душила его. Неужели, действительно, нельзя было придумать, как сохранить на борту оба номерных знака? Ведь знают же они, насколько это для него важно. И среди проснувшихся капканцев пруд пруди электронщиков, радистов — могли бы что-нибудь сочинить. Можно и рискнуть, наконец. Даже если и случится какая утечка сигнала — что страшного произойдет? Ну, сотрется малость информации в ЭВМ, выкрутимся как-нибудь, не в первый раз. А с пластинками и вовсе кибер знает что такое: к чему они им, не способным понять, что такое наслаждение истинного коллекционера, восторг, счастье, сознание собственного величия, исключительности, избранности. Неужели он, командор Рольсен, не заслужил право на то, чтобы эти люди чем-то для него пожертвовали — ведь он летел к ним сюда, рискуя жизнью. Да и по критерию разрешенности выходит, что коллекционирование, то есть создание наиболее полного собрания фактов о мире, — высшая цель мыслящего существа, которой должно быть подчинено и все человеческое, и все землянское. Конечно, горючего у них — всего на одну попытку, но кто не рискует — тот не пьет шампанского, а тут есть ради чего попытать счастья.
Он растравлял сам себя этими рассуждениями и совершенно не желал принимать никакого участия в том, что происходило на Капкане. Он не видел, с какой горечью и нежеланием уходили обратно в растительное существование чиверяне, подогреваемые лишь надеждой на скорое окончательное вызволение. Его не было с Энн даже в те минуты, когда она с Марком укладывала в анабиованну Тита, прощаясь с ним, быть может, надолго — если не навсегда.
— Пожалуй, я тоже начну коллекционировать, — сказала Энн, когда слезы на глазах ее почти высохли. — И знаешь что? Командорские булавки.
— Это горькая шутка, Анна, — он держал ее руки в своих, пытаясь успокоить ее.
— Нет, Марк, это признание. Я всегда хочу встречать тебя — молодого и старого, земного и капканского. И всегда для меня ты будешь Командор — с булавкой и без нее. Ведь это по шкале внутренних оценок, по высшему счету.
— Спасибо, милая, — сказал он помолчав. — Только нам не суждено встречаться. Я несу свою пластинку в подарок Рольсену — теперь мне уже больше не по силам жить для того лишь, чтобы просто жить. Даже если ты вернешься на Капкан, то не застанешь меня.
…Они медленно подходили к «Чиверу». Все капканские дела были кончены, оставалось лишь проститься — и улетать. Корабль стоял во взлетной позиции, вверху, у обтекателя, часто мигал рубиновый предстартовый маяк. Слышно было, как монотонно произносил уставные рапорты о готовности систем и узлов информатор, как взвывали на краткий миг сирены опробываемой аварийной сигнализации и шипели где-то в чреве двигательного отсека бесчисленные трубки и каналы, продуваемые блоком контроля исправности бортового оборудования.
Они хотели расстаться у трапа, но Рольсена у входного люка не оказалось, и Марку пришлось подняться вместе с Энн в ходовую рубку, чтобы вручить свой дар и сказать несколько прощальных слов командиру. Энн шла впереди, полностью готовая к полету, в полевой форме второго пилота и с заряженным бластером, пристегнутым у пояса, как положено по инструкции. Она не рискнула нарушить даже этот явно не имеющий к ним никакого отношения пункт наставления, поскольку все последнее время Рольсен добивался неукоснительного соблюдения всех, даже самых незначительных уставных требований, и сам следовал им с пунктуальностью кибера, постоянно консультируясь с восстановившейся памятью корабельного мозга. Он ходил по палубам и отсекам «Чивера» в парадном мундире, не забыв добавить к нему командорские звездочки, до отказа намагнитив знаки отличия, как они делали только в День памяти Невернувшихся, словно в отместку Энн за бриллиантовую булавку, которую она ему так и не вернула. Малый внегалактический охотник — это прежде всего военное судно, все системы которого подчиняются строгой дисциплине. Приказы Рольсена выполнялись абсолютно точно, а его намагниченные регалии, лишний раз напоминавшие всем системам корабля о необходимости соблюдать на борту принцип единоначалия, заставляли автоматику находиться в состоянии постоянной боевой готовности, чтобы свести время исполнения команды до предельного минимума.