Знание — сила. Фантастика (2011-2015)

Но сейчас никаких указаний от командира корабля не исходило — громкоговорящая сеть дублировала лишь показания приборов, бормотание автоопросчика и ответы проверяемых блоков. Марк вслед за Энн вошел в ходовую рубку и тут только увидел Рольсена, который стоял спиной к ним, что-то разглядывая на штурманском столе. На табло над его головой в этот миг как раз сменилась очередная цифра, и высветившаяся комбинация их врезалась в память Мореву: «10.10.10/3030/VI». Держа пластинку вместе со свисающей с его рук цепочкой прямо перед собой, он, торжественно-шутливо печатая шаг, двинулся к Борису — и вдруг остановился, как вкопанный. Прямо перед Рольсеном поверх карт и кро-ков лежали два номерных знака — старый, с потускневшей единицей, и новенький, на котором сияли цифры «2923». Марк повернулся к Энн с отчаянием и страхом и увидел, что и она смотрит туда же, бледная, застывшая, полуобезумевшая, а рука ее медленно, как в ночном кошмаре, тянется к поясу.

…Сознание Рольсена растянуло неуловимо краткий миг в целую вечность. Он успел понять все — и то, что никто из них не мог рисковать последним шансом, и то, насколько невероятным был его поступок, и что вожделенное им всевластие на корабле закономерным образом обернулось для него неизбежным приговором, и, главное, что теперь все уже кончено и ничего исправить нельзя, потому что на самом деле повернуть свою жизнь вспять не дано никому и нельзя, как ни пытайся, вновь оказаться у того развилка, где ты вступил на неверную дорогу, которая и привела тебя сюда, в эту точку пространства и времени. Иного решения у Энн не было — это он понимал отчетливо и ясно, глядя на случившееся теперь уже со стороны, как посторонний наблюдатель и поражаясь лишь одному: как нашла она в себе столько мужества, как в ничтожно краткое время сумела осознать все последствия его последнего в жизни поступка, перечеркивающего эту жизнь. И весь ужас, который вскоре обрушится на нее, спасавшую многие людские жизни, но убивавшую в себе душу, добрую и любящую, обрушился на него в этот миг.

Но он успел понять и другое — найти, наконец, ответ на вопрос, который, не отдавая себе отчета в том, пытался решить все последние мучительные дни. Она осталась все той же и так же безоглядно любила в нем прежнего Рольсена, в эти мгновения вновь проснувшегося в нем, чтобы уйти — на этот раз навсегда. Он ощутил вдруг радость — давно им забытое чувство, несравненно более острое, чем сладострастие коллекционера — оттого, что другие люди, пробудившись в жизни, смогут остаться в ней отпущенные им секунды, дни, а может и годы. Слова, которые он за бесконечное капканское бытие произносил чаще других, явились ему неожиданно в новом обличьи — он увидел их как бы с иной стороны, выписанными ярким лучом в темнеющем вокруг него воздухе: АННА, ТИТ, ЭРЭ, даже собственное его имя БОБ, как она звала его когда-то…

То темное, что всплыло из глубин его души, усиленное проклятым капканским проявителем, хлопьями опало вновь на дно ее, и Рольсен, глядя прямо на синеватую вспышку, разрастающуюся у него на глазах в огненный шар, несущийся, чтобы поглотить его, выбросил перед собой обе руки — вперед, открытыми ладонями к Марку и Энн, словно пытаясь защититься от неотвратимого. «Счастливого космоса!» — хотелось сказать ему этим двум людям, вдруг ставшим для него дороже всего на свете, но вместо привычных слов прощального привета через его угасающий мозг пронеслись совсем другие, и их вычурное, какое-то детское и вместе с тем грозное звучание в последний раз вызвало в нем глухое раздражение.

«Я ИДУ С МЕЧЕМ, СУДИЯ».

Теперь этот постоянный пароль ЭРЭ был пропуском в пустоту. Он почувствовал лишь легкий привкус озона, как в лесу после грозы, — его память хранила запахи сильнее всего другого.

⠀⠀ ⠀⠀

Экспедицию Разрешенных Экспериментов именовали этим громыхающим словосочетанием только в официальных документах, в просторечье, на любой дальней космической трассе ее называли не иначе как «брачной конторой» — случаи, когда пилоты ЭРЭ не женились бы друг на друге, можно было пересчитать на кнопках скафандра. Но вот что любопытно было бы узнать. Как поступил бы старый поэт, сочинивший эту фразу-перевертыш, если б мог провидеть будущее до такой степени, чтобы узнать, что ему суждено, сходя в гроб, благословить не только величайшего поэтического гения, но и неведомых специалистов по ритуалам ЭРЭ и тем самым, быть может, в какой-то мере натолкнуть своих бесконечно отдаленных потомков на идею механизма, разрушающего униполярность жизни? Что же касается идеи самого палиндрома, то, как совершенно справедливо утверждает «Поэтический словарь» А. Квятковского, «с акустико-фонетической точки зрения палиндром является нелепицей, так как словесные звуки, фонемы необратимы, они униполярны в своем движении».

Этим же свойством обладает и человеческая жизнь: повернуть ее назад, увы, невозможно.

⠀⠀ ⠀⠀

●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●●

⠀⠀ ⠀⠀