Знание — сила. Фантастика (2011-2015)

— Тебе что-нибудь принести? — с испугом спрашиваю я.

— О-ох! Ничего не надо. Уйди.

Я отступаю на несколько шагов, потом все же бегу к умывальнику и возвращаюсь со стаканом воды. Жена, ни слова не говоря, приподнимается на локте и выхватывает у меня воду. Пьет, проливая капли на подбородок и ночнушку, быстро делает глоток за глотком и, обессиленная, снова падает на кровать.

— Не волнуйся, — говорю я, держа в руке пустой стакан. — Я знаю, как принимать роды. Илюха мне объяснил.

— Много он знает, твой Плюха, — ворчит жена слабым голосом.

— Кое-что знает. Как-никак, двое детей!

Я жду реакции, но жена молчит. Она тяжело дышит и смотрит в потолок.

— Милая, надо одеваться. Скоро на улицу. Тебе помочь?

Жена измученно сбрасывает с себя одеяло. Тяжело опускает голые ноги на теплый пол.

— Помочь? — повторяю я.

— Не надо, — выдавливает она.

Затем, опершись о спинку кровати, поднимается и идет в ванную. Я сочувственно гляжу ей вслед: с таким пузом лучше вообще не двигаться. Но хочешь — не хочешь, а вставать надо. Хозяева ждать не будут.

Я сажусь к столу, жду супругу. Спустя некоторое время она появляется, опускается на другой стул.

— Ну как, полегчало? — спрашиваю я.

Она молчит. С расчесанными на пробор волосами она выглядит куда привлекательнее. Короткие лакированные ногти слегка переливаются, ловя рассеянный свет из окна, выщипанные брови теряются в бледноте лица.

— Хозяева волнуются за тебя, — сообщаю я. — Вчера слышал, как они просили дочь не играть с тобой.

— Послушается она их, как же, — мрачно усмехается супруга.

Я протягиваю руку, хочу погладить ее по волосам, но она отводит голову. Затем поднимается.

— Ладно, пойду собираться.

— Давай, — отвечаю я.

Она вперевалочку ковыляет в гардеробную. Глядя ей вслед, я говорю:

— Если Максу в подруги дворянку пришлют, у них будут очень ценные дети, правда? На выставки, наверное, станут возить, показывать всем…

Жена не отвечает. Я слышу, как она стучит вешалками в шкафу, бормочет что-то под нос. Потом вытаскивает синее платье с оборками и досадливо произносит:

— В одном тряпье хожу. Одеть нечего.

— Ну, зачем ты так! — укоризненно говорю я. — Тебе же недавно подарили хороший костюм…

Она смотрит на меня как на идиота.

— Ты что, смеешься?

Я опускаю глаза. Жена идет с платьем к кровати, начинает переодеваться.

— Тебе помочь? — спрашиваю я, глядя, как она осторожно расстегивает халат.

— Не надо. Лучше собирайся сам.

Я подхожу к шкафу, начинаю рыться там, выбирая одежду поприличнее. Извлекаю из шкафа рубашку и брюки, оборачиваюсь к жене.

— Как думаешь, это подойдет?

Она бросает на меня быстрый взгляд.

— Подойдет. — И, помедлив, раздраженно добавляет: — Зачем нам вся эта архаика? Неужели не могут дать современную одежду?

— Они считают, что в этой нам удобнее.

— А нас они спросили? — тут же вскипает жена. — Может, мне как раз удобнее в цельнопластике!

Я пожимаю плечами. Что тут скажешь? Не мы устанавливаем правила.

На нас ложится тень. Я оборачиваюсь: хозяйская дочка, прижав хоботок к стеклу, наблюдает за нами, водит жвалами — радуется. Я машу ей рукой.

— Прикройся, — со злостью советует жена.

— Зачем? Что она меня, голым не видела?

— Все равно. Должны быть какие-то приличия.

Я вздыхаю, беру одежду и скрываюсь за ширмой.

Спустя пятнадцать минут появляется хозяйка. Она несет большую коробку с поднятой перегородкой. Сквозь входной проем мелькают красные войлочные стены. К хозяйке подскакивает дочка, жужжит, нетерпеливо вопрошая:

— Можно я? Можно я?

— Нельзя, — отвечает мать. — Вот вырастешь, тогда будет можно.

Дочь обидчиво складывает хрупкие крылья. Хозяйка ставит коробку вплотную к нашей клетке, поднимает заслонку. Мы покорно переходим в тесное войлочное помещение. У стен стоят два кресла, на потолке зияет окно. Через него на нас заворожено пялится хозяйская дочь. Фасеточные глаза пускают разноцветные лучики, усеивая стену десятками отблесков.

Загородка опускается, закупоривая нас в коробке.

— Зонт забыли! — спохватывается жена. Она осуждающе смотрит на меня, я лишь беспомощно развожу руками. — Ни в чем на тебя нельзя положиться!

Мы садимся в кресла, тупо глядим друг на друга. Через мгновение коробка взмывает ввысь, пол начинает качаться из стороны в сторону. Я озираюсь вокруг, поднимаю глаза к окну. Серовато-белый потолок вскоре сменяется чередой ярких белых ламп. Коробку ставят на пол. Я слышу голоса, доносящиеся снаружи. Иногда в окне мелькают клешни и панцири хозяев.

Внезапно что-то с силой ударяет в стену, и мы едва не вылетаем из кресел.

— Осторожно, доченька! — слышу я голос хозяйки. — Не шали.

— Я не нарочно, — гундосит та.

Я с тревогой смотрю на жену, потом бросаю сквозь зубы:

— Идиоты…

Супруга держится за живот и кусает губы. Я срываюсь к ней, приседаю на корточки возле ее ног.

— Тебе плохо?

— Нормально…

В глазах у нее мука. Я не выдерживаю. Подняв голову, кричу:

— Эй вы, дебилы! Здесь женщина беременная! Совсем свихнулись?

Жена насмешливо смотрит на меня.

— Думаешь, они тебя услышат?

— Услышат, — бурчу я. — Не глухие.

Супруга ерошит мои волосы.

— Иди в кресло. Сейчас опять взлетим.