Знатная леди

– Действительно, сэр, в этом нет ни малейшей необходимости! На самом деле вам вообще не было нужды говорить что-либо. Но поскольку вы так обеспокоены моим благополучием, то позвольте вас уверить, что мое знакомство с мистером Карлетоном не сопряжено с каким-либо риском ни для моей репутации, ни для моей добродетели. Он самый грубый мужчина из всех, кого я когда-либо встречала, и я не настолько невежественна, чтобы не понимать, что он из тех, кого называют распутниками, но из заслуживающего доверия источника – от него самого! – мне известно, что он никогда не соблазняет благородных леди. Поэтому вы можете быть спокойны на мой счет, и прошу вас более не заговаривать со мной об этом!

Рядом прозвучал чей-то голос, в котором сквозило веселое изумление.

– Полагаю, он не уймется, и вы сами видите, что до спокойствия ему далеко, – сказал мистер Карлетон. Он кивнул Бекенхему, который буквально раздулся от враждебности, и поприветствовал его со снисходительной терпимостью, которая еще сильнее разъярила его светлость. – Как поживаете, Бекенхем? – осведомился он. – Говорят, в прошлом месяце вы приобрели у «Кристис» сомнительного Брейгеля, но, очевидно, слухи лгут.

– Я действительно приобрел его и вовсе не считаю сомнительным, – ответствовал его светлость, побагровев от усилий подавить обуревавшую его злобу. – А вот я слышал, что вы сами хотели купить его, Карлетон!

– Нет-нет! Только не после того, как мне представилась возможность рассмотреть его повнимательнее, – успокаивающе пояснил мистер Карлетон. – Это не я был тем участником, который заставил вас так высоко поднять ставку, – собственно говоря, я вообще не принимал участия в аукционе. – С удовлетворением отметив, какой эффект произвели его слова на взбешенного знатока искусства, он добавил, с явным намерением насыпать соли на рану: – Мне не сказали, кто был вашим неудачливым соперником: без сомнения, какой-нибудь недалекий простофиля.

– Должен ли я понимать вас так, что и меня вы полагаете простофилей? – пожелал узнать разгневанный Бекенхем.

Мистер Карлетон в преувеличенном удивлении приподнял свои черные брови и озадаченным тоном ответил:

– Ради всего святого, с чего вы взяли? Вы же не могли не заметить, мой дорогой Бекенхем, что я воздержался от того, чтобы сказать: «Еще один недалекий простофиля»!

– Позволю себе заметить вам, Карлетон, что нахожу ваш… ваш юмор оскорбительным.

– Да ради бога! – откликнулся мистер Карлетон. – Я даю вам позволение говорить все, что вздумается! Несправедливо было бы с моей стороны отказаться дать вам его, когда мне никогда и в голову не приходило попросить у вас разрешения сообщить вам, что нахожу вас смертельно скучным, что и говорю вам на протяжении вот уже многих лет.

– Будь мы в другом месте, – сквозь зубы процедил лорд Бекенхем, – я мог бы и не устоять перед искушением отвесить вам пощечину, сэр.

– Следует надеяться, что у вас достанет ума устоять перед ним, – с деланным сочувствием ответил мистер Карлетон. – Это был бы очень глупый поступок, достойный настоящего простофили, вы не находите?

Поскольку Бекенхем прекрасно знал, что Карлетон славится не только своей грубостью, но и безжалостной жестокостью на боксерском ринге, подобный ответ привел его в такую ярость, что он едва заметно кивнул мисс Уичвуд, развернулся и зашагал прочь, поджав губы и нахмурившись. Чело его было мрачнее тучи.

– Никогда не понимал, – заметил мистер Карлетон, – почему многие не могут избавиться от таких помпезных идиотов, как этот тип.

– Быть может, – предположила мисс Уичвуд, – потому, что очень немногие – если вообще есть такие – могут быть столь же грубы, как и вы.

– Да, пожалуй, именно в этом и заключается причина, – кивнул он.

– Вам должно быть стыдно! – сообщила она ему.

– Как я должен вас понимать? Только не говорите мне, что вам не хотелось избавиться от этого типа.

– Да, – признала она, – хотелось, но только потому что он ужасно разозлил меня. Я сама намеревалась дать ему отпор, но вы прервали нас. По крайней мере, я была бы вежливее.

– Значит, вы плохо знаете его, если полагаете, что добились бы своего, – сказал он. – Броню его самомнения не может пробить ничто, кроме откровенной грубости. Он способен разогнать гостей быстрее, чем кто-либо другой.

Она улыбнулась и снисходительно заметила:

– Бедняга! Его нельзя не пожалеть!

– Напрасная трата сочувствия, поверьте мне. Смею вас уверить, что он не поверит своим ушам, если кто-нибудь скажет ему, что он достоин жалости. Лорд настолько преисполнен чувства собственной значимости, что когда люди начинают зевать во время его нравоучений, он жалеет их, поскольку, по его мнению, только ущербность и умственная неполноценность делает их неспособными воспринимать его ценные указания.