Зоя

В ответ только храп. Наконец в углу женщина замечает еще одного мужика, рядом пара пустых бутылок из-под водки, значит не скоро проснется. Зарплату уже два месяца не платят, на что пьет не понятно. Понуро она идет в основной зал котельной переключать тумблеры, открывать вентили, в общем, запускать рабочую смену. В трубах радостно заурчал пар, загудел электрический ток, включились тэны парного отделения. Старые трубы дрожат, словно от волнения, оборудование все проржавело, провода в изоленте, отовсюду капает и искрит. Словно в замке сумасшедшего ученого, того и гляди раздастся зловещий смех и безымянный монстр восстанет. Зою передергивает от излишнего воображения. Вроде все заработало сегодня без происшествий, можно идти наверх.

До начала работы еще больше двух часов, теперь можно спокойно попить чай или повязать. Дома некогда, ребенок, сестра-инвалид, взбалмошная мать и не устроенный быт. Может и любит она свою работу именно из-за этого, что можно спокойно посидеть, допить всю кружку горячего чая разом, а не впопыхах залпом проглатывать обжигающий кипяток или через полдня возвращаться к остывшему напитку. А может, потому что больше делать ничего не умеет. Наверное, боится она перемен, боится ответственности, так воспитали ее и всех ее знакомых.

Когда Зое было семнадцать, она хотела поступить в танцевальное училище. Это была мечта ее детства, но мать с высоты жизненного опыта рассудила, что танцульки это для проституток, а ее дочурке нужна рабочая профессия, что б кусок хлеба зарабатывать, а не ногами дрыгать, тем более что после ухода отца им помощь нужна финансовая». Зоя училась средненько, поэтому и поступила только в ненавистный кулинарный техникум. Как же она ненавидела все эти кастрюли, раскаленную плиту и бесконечные тарелки, смены по двенадцать часов, мерзкого главного технолога в столовой, где она потом работала, который лапал всех девок, а потом трахал самых сговорчивых из них в погребе на мешках с картошкой. А дома мать заставляла воровать продукты и кричала на нее, если девушка ничего не приносила с работы домой. В таком аду она прожила лет десять, высокая статная девушка с римским профилем и высокой грудью иссохла от постоянной жары на кухне, ноги покрылись выпуклыми синими венами. Ни доброго слова, ни мужского плеча поддержки. Мать превратилась в бытового тирана дома и вымещала на Зое всю свою злобу, добавив к обычным укорам еще и выволочки за то, что «в девках засиделась». Маму тоже, наверное, можно было понять, младшая дочь инвалид детства с синдромом Дауна. Муж пил еще, когда Зоя была маленькой, а когда родилась Дарья, запил сильнее и вскоре ушел из дома в неизвестном направлении. Злые языки соседок поговаривали, что Зойкина мать упрятала его в психушку и теперь получает две пенсии по инвалидности. Неслыханное богатство по местным меркам.

Столовую закрыли, когда Зое было уже тридцать два. Работы в небольшом областном центре не было, а тут еще оказалось, что она беременна от молодого обвальщика, который работал с ней же в столовой. Парень как узнал о случившемся, тут же открестился от их связи и высмеял Зою, что она все придумала. Ей бы пойти в суд и подать на алименты, но, поплакав недельку, она все рассказала маме.

Мать. А что мать. Била ее старым ухватом, звала блядью и отправляла на аборт.

Зойка родила в мае. Соседи посудачили, да и успокоились. Мать привыкла, а Зоя устроилась на работу и снова тащит на себе всю семью.

Вот так, сидя ранним утром четыре раза в неделю, может она «выдохнуть» и затянуть не умелыми губами спрятанную на работе «Приму». Такая работа ей очень нравится. Весь день мужики, старые в основном, пьют, балагурят, сплетничают хуже теток. Но главное ценят ее и любят как дочь. Здесь она может снова почувствовать себя нужной, почувствовать женщиной. Платят правда мало, а где больше в этом залупинске? Теперь еще и задерживать стали, мать пилит с новой силой. А ей нравится. Пока не закроют комбинат, будет сидеть. Хотя все чаще, сидя по утрам и глядя на просыпающийся город, Зоя думает:

– И жить не жила, и жизнь прожита. – Ведь ей уже слегка за сорок и «выхода» не видно. Так и состарится она на окраине серого города в бескрайних Сибирских просторах. Больная сестра и мутная пелена безнадежности будет ее опорой в старости.

Первые «клиенты» тянутся серой очередью полушубков. Зоя хлопочет, кому чай, кому тапочки, кому веники. С утра идут пенсионеры, уже к восьми очередь. Говорят, поутру пар лучше. На самом деле бессонница у дедов, вот и полно их утром. А какие сбежали от старух выпить, суббота все-таки. Соберутся кто по двое, кто впятером. Разговоры здесь обычно одни и те же: