Зоино золото

— Просто хотела узнать, участвуете вы в этом или нет, вот и все.

Сперва втиралась в доверие, теперь пошли намеки. Эллиот едва не рассмеялся.

— Участвую? Участвую в чем?

К ним подошел служащий отеля, тот же юноша, что обычно трудился за конторкой портье.

— Чего-нибудь желаете, мистер Эллиот? Мисс?

Само подобострастие, как будто знал что-то. Один из адвокатов у барной стойки таращился на Керстин, облизывая губы.

Они заказали кофе.

— Может, расскажете мне, в чем дело? — произнес Эллиот.

— Валландер выступал свидетелем при составлении завещания. Завещания Зои. Странно, не правда ли?

Керстин осторожно выдохнула. Она подняла голову, и свет выхватил маленькую вмятину у нее на лбу, узкую, но ясно различимую, примерно в дюйм длиной, исчезающую под волосами. Он задумался о том, какой несчастный случай мог оставить подобный шрам.

— Простите, я вас не понимаю.

— Я говорю о завещании, которое было составлено за несколько дней до смерти Зои, завещании, по которому практически все отошло доктору Петеру Линдквисту, включая все картины из ее личного собрания. Это врач Зои.

— Я знаю, кто он. И что?

— А знаете, кто именно составил это завещание? Я вам скажу: адвокат Линдквиста, вот кто. — Она кивнула и сделала паузу, чтобы до Эллиота дошел смысл сказанного. — Его зовут Томас Ростман. Я раскопала, что он защищал Линдквиста по делу о профессиональной небрежности восемь лет назад, в Упсале.

— О профессиональной небрежности?

Она кивнула и зажмурилась, в очередной раз затянувшись.

— Детали я пока выясняю. Я слышала, что одна несчастная лишилась почки. Здоровой почки.

— Так что вы утверждаете? Завещание — подделка?

Керстин молча курила и наблюдала за ним.

— Что ж, я не хочу испортить вам статью, — сказал он, — но не слишком ли вы торопитесь с выводами?

— Торопилась бы. Если бы не знала, что она хотела сделать со своими картинами.

Она произнесла это так, словно действительно знала.

— Полагаю, вы собираетесь сказать, что она хотела их уничтожить.

Керстин склонила голову набок и нахмурилась.

— Нет. Почему вы так думаете?

— Забудьте. Просто… Так что она хотела сделать, согласно вашей теории?

— Это не теория. Это то, что она мне сказала. Часть картин предназначалась государственным галереям в Швеции и Франции. Одна — школе искусств в Италии, и как минимум одна — музею Монпарнас в Париже. И были еще люди, которым она обещала оставить картины.

Первое, что Хильдур Баклин сказала ему, когда он навещал ее в доме престарелых: «Она должна мне картину».

— Зоя сказала вам это?

Керстин кивнула.

— Почему именно вам?

Она посмотрела на сигаретную пачку и принялась крутить ее между пальцами.

— Я познакомилась с Зоей незадолго до ее смерти. Она была очень добра ко мне, когда… — Керстин потерла висок костяшкой большого пальца. — Когда все было плохо. Мы подружились.

Эллиот попробовал представить их вместе: бесенка и девяностолетнюю художницу.

Керстин подняла глаза и заметила недоверие на его лице.

— Вы считаете, я все выдумываю?

— Просто не понимаю, как такая девушка, как вы, нашла общий язык с такой женщиной, как она. Не понимаю, что могло вас связывать.

Керстин курила и смотрела на него.

— Я не… Все началось с работы. Меня послали пролистать все эти книги и бумаги, в основном чтобы оценить их. Для списания налогов.

— Какие бумаги?

— Они принадлежали бывшему мужу Зои, Карлу Чильбуму. Это политик, знаете?

Эллиот кивнул.

— Он спас ей жизнь.

— Верно. Они развелись в тридцать седьмом. В общем, он оставил все бумаги сыну от следующего брака. В конце концов сын решил, что их следует передать в национальный архив. Поэтому мы должны были разобрать их и определить условную ценность. Там я и нашла ее письма.

— Письма Зои?

— На многих не стояло дат. Поэтому я решила, что неплохо бы попросить ее помочь нам с этим. Раз уж она еще жива.

Эллиот склонил голову набок.

— Вы не поленились отыскать Зою только для того, чтобы проставить какие-то даты на каких-то письмах, которые она написала — когда? — шестьдесят лет тому назад? Что заставило вас решить, что она их вспомнит?

Вернулся портье и поставил перед ними чашки кофе.

— Не совсем так. — Керстин потянулась за пакетиком сахара. — Письма показались мне интересными. Я хотела встретиться с ней. Мне всегда нравились ее картины.

— И она помогла вам.

— Как я уже говорила, она была доброй женщиной. Она потратила на меня много времени, а это кое-что значило. Потому что… — Она надорвала пакетик и высыпала его содержимое в чашку. — Потому что времени у нее оставалось не так уж много.

Она помешивала кофе. У нее были обкусанные до мяса накрашенные ногти. Эллиот гадал, через что Зоя помогла ей пройти.

— Допустим, это правда, про завещание. Какое это имеет отношение ко мне? Что я могу сделать?

Керстин смотрела на него поверх ободка чашки.

— У вас есть доступ. К ее бумагам, к ее дому. Вы можете поискать.

— Что именно?

— Любую информацию о картинах. О том, кому она планировала их отдать. Возможно, она переписывалась с какими-то из этих галерей. Возможно, есть письма, в которых сказано, что она собиралась сделать.